— Как это он… — сказал Заварзин, — или это я… баран романов…
— Ты разве романист? — спросил Дорер. — Впрочем, это не важно. Тестировка, то есть настройка, прошла нормально. Кажется, мы собирались на Ахун? Пошли переодеваться!
Заварзин вдруг развеселился. Легкая эйфория, странный подъем и беспричинная радость кружили ему голову. «Психологические опыты? Тестовый сырок? Девочки в паричках? Ай да карусель!»
— Тебя и не узнать, — сказал Дорер, — помолодел, похорошел.
— Похужал и возмудел, — сказал Заварзин.
— Вы хам, писатель, — сгримасничал Дорер, — приличной женщине с вами неловко даже и чай пить. О пиве вашем жлобском тем более молчу.
— Дорер, — сказал Заварзин, — неужто ты женщина? Да еще и приличная?
— Усложним эксперимент, — сказал Дорер. — Заказывай транспорт.
Заварзин прижмурился и представил себе коляску. «Как это… двуколка?»
По дорожке от санатория шли они к шоссе; разноцветные фонарики уже зажглись, и деловая мошкара безумствовала в лучах неяркого театрального света. Они подходили к воротам, когда Заварзин услышал цоканье копыт. Дорер вгляделся ему в лицо.
— Тянет? — спросил он. — Клюет?
— Да, — отвечал Заварзин, — неужто и впрямь бричку подают?
Зачарованный извозчик поведал им, что тащится с киносъемки и не отказался подработать.
— Я вас и на Ахуне подожду, мальчики, — сказав извозчик, — если надумаете девочек обратно прихватить. На Ахуне девочки хорошие гуляют. Только у многих волосы не свои.
— Лысые? — спросил Дорер.
— Зачем лысые? — спросил извозчик. — Вместе шапок сшитые волосы надеты. Парик называется.
Заварзин расхохотался.
— А что? — сказал извозчик. — Один раз живем. Не будь баран крути роман. Зачем приехал?
— Лично я отдыхать, — сказал Дорер.
Маленькое ассиметричное здание бетонного с отделкой «под шубу» — как натеки в гроте — ресторана увито было хмелем, плющом и разноцветными вьюнками-граммофончиками. Посверкивали стекла огромных причудливо раскиданных по фасаду окон. С тылу стояли несколько машин: три черных «Волги», «Нива», «Десото» и старомодная «Победа».
Усаженная по обе стороны табаком и ночными фиалками дорожка вела в соответствии с надписью на указателе «На смотр. площ. Ахун. Вид на горы панорамой!»
Два розовых круглых фонаря росточком пониже Дорера стояли у входа. Дорер смотрел на Заварзина.
— Ну? — сказал он.
Заварзин усмехнулся.
Из дверей им навстречу выскочил вальяжный темноглазый человек в умопомрачительном желтолиловом джемпере, бархатных черных штанах и штиблетах на неимоверной высоты каблуках и театральным низким голосом зарокотал:
— Ну, что же это вы?! Мы за вами дилижанс выслали, а вы на каком-то тарантасе… Мы уж заждались! Чуть куропаток не пересушили! Девушки в нетерпении… Все волнуются. Повар плачет.
— Первым делом, — сказал Дорер, подхватывая встречающего под локоток, — пошлите к повару; пусть утрет слезы.
— Прошу, прошу! — приговаривал желтолиловый.
Они быстро миновали зал с камином, темными столиками и стульями с козьими шкурами (в зале тихо гудели немногочисленные посетители) и резво поднялись по деревянной винтовой лестнице в комнату с огромным окном на горы. Комната, подобно уборной примадонны, уставлена была цветами. На полу и стенах размещались шкуры от козьих до тигровой, включая медвежью и пару неведомых зверей. На столе горели свечи. Пять приборов блистали вилками с позолотой.
Усадив Заварзина и Дорера, темнолиловый исчез. Тихая музыка родилась в уши, несколько бесшумных официантов засновали вокруг, расставляя тарелочки, манипулируя, разливая, наклоняясь, обходя стол, спрашивая со значением:
— Паюсную? Осетровую?
— Фри?
— Оливье?
— Желательно шуази, дружок, — небрежно отвечал Дорер. — Или рапе.
Заварзин молчал.
Оказалось, что окно — не просто окно, а балкон, вернее, часть его, потому что в окно, или, точнее, с балкона, вошла девушка в облаке духов и села за стол. Девушка улыбалась. Она была худая и загадочная.
— Тоша, — сказала она.
Пока Дорер наливал ей коньяк, из занавески на стене появилась вторая девушка, полная противоположность первой, — пухленькая, беленькая и веселая.
— Привет, мальчики, — сказала она. — Я Верочка.
Человек, предназначенный для пятого прибора, возник последним. Это был юноша с перманентом, грациозный и бесшумный как официант.
— Стас, — сказал он наклоняя голову.
— Не забудь задержать дилижанс, — сказал сквозь зубы Дорер Заварзину.
И, повысив голос:
— Поскольку друзья, которые редко встречаются, первый тост произносят за встречу, а мы с вами и вовсе никогда не видались, — со свиданьицем!
Девушки поощрительно посмеивались; Стас улыбался, поблескивая бриллиантовой сережкой в ухе. Музыка, невидимая, гнала волну за волною. Заварзин, ковыряясь вилкой в лососине, думал: «Бред, бред собачий…»
Бред, однако, продолжался и развивался весьма успешно. Дорер успел вдохновить Верочку со Стасом поплясать на столе, что они и делали под его прихлопывание. Тоша подсела к Заварзину.
— Какой вы молчаливый, — сказала она. — И пьете немного. Ваш друг совсем не такой. Может быть, нам уже в сауну пора?
— В сауну чуть позже, — сказал Заварзин и пошел курить на балкон.