Ночные любимцы

Однажды, сев рядом с ней на траву в виде огромного черно-оранжевого шмеля, он задумался; пришло ему на ум, что он увлекся, перестарался; что она не в состоянии представить его себе въяве, настолько множественен стал его образ, и правильнее было бы ему пребывать в некоем неизменяемом облике, работать с ней вместе или ухаживать за нею, бывать в театре, цирке, кино, дома, на лыжной прогулке, в доме отдыха и так далее; он подумал, что ей, существу человеческого рода, такое, может быть, было бы понятней. Тогда он удалился, оставив ее на время в покое, и стал, учитывая ее вкусы, круг чтения, пристрастия и привычки, моделировать тот оптимальный знак, в форме которого следовало бы ему пред ней предстать. Пестрая вереница героев, актеров, портретов и предметов проходила перед ним: д'Артаньян, Бражелон виконт де, Бельмондо, Бертон Артур, Мастроянни Марчелло… Магомаев Муслим… Бельведерский Аполлон… Делон Ален… Болконский Андрей князь… Штирлиц Тихонов Вячеслав… фарфоровая балерина и гном из папье-маше… Он увлекся и позабыл обо всем. Пока вычислял он, синтезировал, моделировал и экстраполировал, Антонина Антоновна Пестрецова вышла замуж за сына соседки по квартире, той самой соседки в стеганом халате, спрашивавшей ее, умеет ли она танцевать. Сын соседки, Василий, жил в другом городе, на Севере, ходил в загранку, был веселым, толстым и белобрысым; не виделись они лет шесть; последний раз встретила она его, когда еще училась в институте, он шел домой с приятелем, оба были навеселе, и Василий сказал ей:

— Тонечка, у вас такие глаза, что в каждом поместится по три кружки пива!

Это был лучший комплимент, который она слышала за свою жизнь.

ПУСТЫРЬ У ПЛОЩАДИ

Кого у нас только нет. Само собой, гномы. Домовые, — например, я и Либих. Ну, разумеется, идолы там всякие и болваны мраморяны, как то: Венус, Янус, Марс и Хронос, пожирающий своих детей возле Марсова поля. Датские имеют место быть эльфы, тролли шведские, а в районе Охты — кобольды. Намедни из-за города из Китайской деревни принесло Лю. А из Института народов Севера — Ымгырыйна. Вскоре после этого и началось. Пошло-поехало.

Началось, собственно, с того, что валькирия Трудхен обозвала Бабу Ягу.

— Ты есть старый легкого поведения швабр! — сказала Трудхен.

— Лахудра германская, — бойко ответили ей из ступы, — вот уж теперь-то я тебя отсюда выягу, с широт наших родимых, точно.

Потом последовал короткий воздушный бой, летуньи тягали друг друга за патлы, пускали снопы искр, но по праздничному делу всё сошло за фейерверк. Хотя срам, по правде говоря, был ужасти какой. Две, если можно так выразиться, волшебных твари, валтузили друг друга на манер соседок в коммунальной фатере, причем соседок пьющих. Так, думаю, они-то всем пример и подали.

Хотя на этот счет есть и другое мнение, и высказал его мой старый приятель Либих, тоже домовой, но, как и Трудхен, выходец из неметчины (его при царе Петре Первом заезжий немец в сундуке в Питербурх завез, то ли ненароком, то ли с умыслом). На сегодняшний день мы с ним только нейтральные и остались. Все остальное воюет по-плохому. Либих же высказал мысль, что у всех, мол, крыша поехала из-за нуклинов чернобыльских, и всем теперь хана, дальше в лес больше дров, а с чокнутых что и взять. Не ведаю, играли ли тут значение нуклины; однако, с чего-то должна была взяться у всех одновременная блажь: территорию делить?!

— Или гипноз, — трое суток подумав, добавил Либих. — Кашпировский навел на всех гипноз посредством ящика. Люди натуры грубые, им ничего, а мы не смогли.

Либих, надо сказать, у нас о городе самый умственный домовой.

Но вот и я всё думаю: как же мы тут не один век все жили и ничего не делили? А теперь даже эльфы, кобольды, цверги, анчутки, юмисы и деды из полуспячки выпали, из-под метра недостроенного повыползли и делят. Причем, что характерно, у каждого и так худо-бедно свой надел имелся; однако, сдался всем вот именно пустырь. Похоже что какая-то лярва пустила слух: мол, на пустыре клад заговоренный зарыт. Да какой там клад? пылища, тощища, заборы кривые, ларьки в три ряда объявлениями обклеены, всё метром перегорожено, где лужи, где яма, где канава, мат стеной и сныть растет. Одним словом, Площадь Мира, бывшая Сенная, Лавра Вяземская.

Так вот Венус с Марсом, Хроносом и Янусом не поленились и приперлись из Летнего сада пустырь воевать; чем их сад-то не устроил, я спрашиваю?