Ночные окна

– Сатоси, – коротко сказал я. – Его интересует физик-ядерщик Точнее, его технические разработки. А если еще точнее, то вся далеко не простая личность Тарасевича, его образ мыслей, характер, отклонения от нормы, детские годы и все прочее, что мы называем «психологическим портретом пациента». Почему? Потому что ему нужно непременно изучить его, нащупать слабые стороны души, болевые точки, прежде чем начать действовать. И тут разумнее и удобнее всего воспользоваться услугами психиатра. То есть уже проведенной мною работой.

– Но… зачем все это нужно японцу? – спросил Георгий.

– Тебе же объяснили! – буркнул Волков-Сухоруков. – Сатоси охотится за секретными лабораторными изысканиями Тарасевича. И, видимо, хочет вербануть нашего физика.

– Я сам засек его на том, что он фотографировал страницы из черновой тетради Евгения Львовича, – добавил я. – Маленькая такая зажигалочка.

– Вот он-то тебя, значит, и долбанул по чердаку, – сказал Георгий.

– Вряд ли. Я смотрел через зеркало-окно. Он не мог меня видеть.

– Но мог чувствовать. Ты еще не знаешь этих япошек! Они же все – ниндзя. Шпионы и самураи.

– В любом случае, дело очень серьезное, – подвел итог Волков-Сухоруков. – Утром я непременно свяжусь с коллегами из ФСБ. Передам им всю информацию. Пусть Сатоси займется соответствующее Управление. Экономический и военный шпионаж – их работа. А моя – выловить Бафомета. Найти убийцу.

– Вместе отыщем, – поддержал его Левонидзе. – Это дело и моей чести. А то я и сам хожу под колпаком. Кстати, не пора ли нам вновь совершить ночной обход?

– А вы лежите, лежите, – обратился ко мне Волков-Сухоруков. – Без вас управимся.

Я все еще чувствовал себя скверно, но не настолько, чтобы отпустить сыщиков одних. Кроме того, у меня мелькнула мысль, что новое убийство в клинике действительно может произойти именно этой ночью, но… без помощи того убийцы, которого мы ищем. Я даже знал, кто должен стать очередной жертвой. Только бы не опоздать.

– Пошли, – сказал я, вставая с кушетки. – Мне невредно прогуляться.

Мы вышли в коридор, и я сразу повел следователей на второй этаж.

– Надо бы сначала осмотреть нежилые помещения, – выразил свое мнение Георгий. Волков-Сухоруков поддержал его.

– После! – буркнул я.

С лестницы навстречу нам спускался задумчиво-отрешенный Бижуцкий. Малиновая пижама сидела на нем, как концертный фрак.

– Этот никогда не спит, – шепнул Левонидзе. – Особенно в полнолуние.

– Куда путь держим? – громко рявкнул Волков-Сухоруков.

Борис Брунович вздрогнул, очнулся и едва не скатился с лестницы.

– Чего вы орете? – зашипел я на рыжеусого сыщика.

– Виноват, – отозвался он. – Но разве не странно, что тут ночью шляются туда-сюда всякие подозрительные личности? Да еще постоянно в пижамах!

– А в чем я, по-вашему, должен ходить? – возмущенно отреагировал Бижуцкий. – Это мой рабочий костюм, если хотите. Пижама, знаете ли, спасла мне жизнь, когда я перелез через подоконник и очутился в доме моего соседа Гуревича. Поэтому-то на меня и не обратили никакого внимания, приняли за своего. Там каждый был кто в чем, даже абсолютно голые, но только не в цивильном платье! А когда я скромно встал в уголке, то…

– Потом, потом! – перебил его Левонидзе. – Не видите разве, что мы заняты?

Я торопливо шел впереди, а остановился лишь перед номером Ларисы Сергеевны Харченко. Постучал, потом толкнул дверь. В комнате горел верхний свет. Мы всей гурьбой вошли в помещение. И замерли.

Актриса сидела в кресле, словно отдыхала. Губы ее были строго поджаты, а недовольный немигающий взгляд устремлен на нас. Она будто бы желала потребовать немедленного ответа за столь позднее вторжение в ее апартаменты. Но ничего не спрашивала. Двух мнений по поводу ее теперешнего состояния возникнуть не могло: она была явно мертва.

– Врата ада снова отворены!.. – глухо проговорил за нашими спинами Бижуцкий.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, ведущая к выздоровлению

Я хоть и не судмедэксперт, но сделал предположение, что смерть актрисы наступила около часа назад: температура тела еще не успела упасть. Тем временем Левонидзе и Волков-Сухоруков начали осмотр комнаты. Бижуцкий стоял возле двери в позе Бонапарта, сложив на груди руки. Лариса Сергеевна была облачена в нарядное платье, аккуратно причесана. На коленях у нее лежала открытая книга. Я взглянул на обложку. «Анна Каренина» Льва Николаевича. Она словно бы читала на ночь этот роман и… зачиталась. Так и осталась сидеть с широко раскрытыми удивленными глазами. Возможно, остановилось сердце. Возраст все-таки. С любовными играми нужно бы поаккуратнее… По крайней мере, никаких следов насильственной смерти я не обнаружил.

Зато Левонидзе нашел в ванной два бокала и полупустую бутылку шампанского. А Волков-Сухоруков – курительную трубку под креслом. Чему оба очень обрадовались. И сделали соответствующие выводы.

– Она кого-то ждала, дождалась, пила с ним шампань, читала вслух любимый роман, а потом… потом он ее убил, – сказал Волков-Сухоруков. И добавил: – А трубку забыл, она закатилась под кресло.

– Трубка принадлежит Тарасевичу, – заметил Георгий. – Это факт.