Ночные окна

– А не кажется ли вам, господа, что преступник нарочно подбрасывает нам всякие явные улики? – задал вопрос я. – То нож с инкрустированной ручкой в бельевом шкафу Олжаса, то трубка? Слишком уж все просто. Даже смехотворно как-то. И каким образом он мог убить Ларису Сергеевну? Следов удушения и ножевых ранений нет. И почему она читала именно этот роман? Вот в чем вопрос.

– Он отравил ее, – высказал предположение Георгий. – Как Анну Каренину.

– Анна Каренина бросилась под поезд, – напомнил я. – Катерина Островского – с обрыва, а Муму утопили. Но это детали. Хотя насчет яда ты, возможно, прав. Нужна экспертиза. Вскрытие покажет. Но вероятно, что Лариса Сергеевна отравилась сама.

– Чем? – спросил Георгий. – Должен остаться пузырек или упаковка.

– Она могла принять, допустим, нечто, действующее не сразу. А упаковку из-под таблеток выбросить, спустить в унитаз, – ответил я.

Волков-Сухоруков с раздражением посмотрел на молчаливо застывшего Бижуцкого и сунул себе по ошибке в рот трубку Тарасевича.

– Ну а вы-то, вы, заходили в эту комнату? – рявкнул он, обращаясь к Б.Б.Б.

– Ежели бы заходил, то непременно бы оставил где-нибудь на стене надпись: «Врата ада», – невозмутимо отозвался Борис Брунович. – Я теперь всегда так делаю, когда натыкаюсь на чей-то труп. После моего пребывания в доме Гуревича…

– Заткнитесь! – вновь рявкнул сыщик, обрывая его. – Не мешайте мне думать!

– Было бы чем… – тихо проговорил Бижуцкий.

Мы все помолчали, потому что сказать в общем-то было нечего.

– И все-таки нужно допросить Тарасевича, – «родил» наконец мысль Волков-Сухоруков. Он сунул в зубы вторую трубку, на сей раз, собственную, и чертыхнулся.

– Тем более что он тут рядом, через номер, – поддержал его Левонидзе. – Не проглоти улику!

– А мне кажется, что нам надо бы заглянуть к Елене Стаховой, – сказал я. Судьба путаны вызывала у меня почему-то беспокойство.

– Что, думаете, и ее тоже – того? – спросил Волков-Сухоруков и многозначительно кивнул на актрису с «Анной Карениной» на коленях.

Я пожал плечами.

– Пока что он убивает женщин, – согласился Георгий, вынимая из входной двери ключ. – Мы запрем Ларису Сергеевну здесь. До приезда местной милиции. Но сообщать пока никому не будем. Потому что у нас есть, слава богу, свой представитель следственных органов.

– Так, так! – важно кивнул Волков-Сухоруков, дымя теперь черт знает какой трубкой.

– …и найдем преступника или преступников сами, – заключил Левонидзе. – Но заглянем не только к Стаховой, а и к Заре Магометовне. Если не возражаете.

Возражений не последовало. Волков-Сухоруков на всякий случай вытащил из кобуры пистолет. А Бижуцкий, указав пальцем на Харченко, спросил:

– Вы не боитесь, что она куда-нибудь денется?

– Куда? – несколько ошарашенно спросил фээсбэшник. – Под поезд, что ли, бросится?.. Вы уж совсем с глюками!

– Ну… мало ли. Исчезнет. Украдут, – гнул свое Борис Брунович.

Левонидзе молча и решительно вытолкал его вон из комнаты. Подождав, пока покинули помещение и мы, он запер дверь. А ключ положил в карман.

– Я «им» украду! – пробормотал он со свирепым выражением лица.

У него тоже, судя по всему, нервы были на пределе. Все эти происшествия и убийства кого угодно могли вывести из себя. Но только не таких людей, как Бижуцкий. Он начал насвистывать веселый мотивчик, поднимаясь вслед за нами на третий этаж.

– Слушай, отстань по-хорошему, – обратился к нему Волков-Сухоруков. – А то ведь пристрелю ненароком и в лесу прикопаю.

Угроза подействовала. Борис Брунович решил ненадолго «отстать». Правда, метров на десять, не более. А мы постучались в дверь к Заре Магометовне. Поскольку никто не отвечал, решились войти. Должно быть, напоминая стайку глупых гусей с замыкающим – Бижуцким, в малиновом пижамном «оперенье». Комната оказалась пуста. Волков-Сухоруков сунул свою клешню под одеяло.

– Постель еще теплая, – глубокомысленно изрек он.

– Она вообще женщина южная, горячая, – заметил Георгий. – Кровь с кипятком.

– А ты откуда знаешь? – спросил я.

– Знаю… и все! – смущенно отозвался он.

– «Кровь», говорите? С кипятком? – произнес у двери Бижуцкий, не решаясь войти. – Я видел у Гуревича сосуд с кипящей кровью, он разбавлял ею глинтвейн, когда…

– Убью, – погрозил ему пистолетом Волков-Сухоруков.

Во время наступившей паузы я заметил возле кресла сандаловую трость. Взял ее и протянул фээсбэшнику.

– Еще одна улика, – обрадовался он.

– Да, но на сей раз нет самого трупа, – подсказал я.

– Это вдвойне странно, – добавил Левонидзе. – Вернее, не то странно, что трупа нет, а то, что есть трость Тарасевича. Вместо Зары Магометовны. Словом… надо искать! – Он совсем запутался в своих мыслях, так и не объяснив, что надо искать в первую очередь: труп поэтессы или очередную улику, подбрасываемую нам неутомимым и сверхизобретательным злодеем?

– Физики шутят, – промолвил у двери Бижуцкий.

– Будем «брать» Тарасевича! – решительно произнес Волков-Сухоруков. – Очень опасный человек, чувствую.

– Но давайте вначале все-таки заглянем в комнату к Лене Стаховой, – предложил я. – Это рядом, вторая дверь по коридору.