Ночные разговоры

Дома я вынул из портфеля книжки, чтобы бабушка не смогла заговорить, открыл учебник по физике. Никак не мог сосредоточиться, даже не мог вспомнить, что нам задали. К тому же моя шея совершенно не держала головы — она у меня болталась, как на резиновом шланге. Глаза бабушки следили за мной. Она заметила: со мной что-то происходит. «Ты что заболел? Приляг на диван». Протянула мне градусник, открыла шкатулочку с лекарствами. Она всегда от всех недугов лечила аспирином. Таблетку положила рядом со мной на стул, сказав: «Погоди — воды принесу», ушла на кухню. Я заснул не дождавшись воды, бабушка меня разбудила, во дворе было темно. Она сообщила: «Температуры у тебя нет. Садись за уроки!». Я сел за письменный стол, вытащил расписание, подобрал книги и странно, будто все забылось, мне стало казаться, — все дневное произошло когда-то давно и будто даже не со мной. Я разбирал задачку по физике. Вошла мама, — все вспыхнуло в голове. Помню, мне хотелось взять себя в руки и спокойно по порядку все пересказать ей. Как только бабушка вышла на кухню, я начал:

— Мне надо с тобой поговорить, я бы не хотел при бабушке, подождем пока она ляжет.

Мама как всегда, когда я говорил, что хочу с ней поговорить, встревожено спросила: что случилось? Вошла бабушка, я промямлил:

— Да ничего особенного, просто так. Бабушка тоже весь день ждала маму. Ей тоже надо было пересказать: о чем говорили сегодня в очереди за сахаром, рассказать про свою подружку Еву Исааковну, с которой стали происходить странные явления, — она снова начала сушить сухари, прятать сахар, выключать радио, боялась — объявят тревогу. Бабушка еще долго докладывала бы о всяких своих делах — я не выдержал и предложил ей пойти спать — мне надо уроки готовить. Она нервно загремела посудой и отправилась на кухню, мама опять напомнила: ты уже взрослый, надо же и бабушке дать поговорить.

Вернувшись с кухни, бабушка тихонько улеглась, я выключил верхний свет, зажег настольную лампу, мы с мамой перебрались в другой угол комнаты. Она устало опустилась в бабушкино кресло:

— Ну, что у тебя?

Я пересказал ей о нашем намерении создать кружок по изучению философии. Мы собрались для этого у Герки в воскресенье. Сегодня меня вызвали к эмгебешнику, тот дал мне адрес и велел прийти в четверг. Она попросила назвать всех, кто там у Нефедовых был. Выслушав, она прошептала:

— Страшная история, кто-то из вас осведомитель, сейчас надо быть очень осторожным: никому ни слова. Я завтра пойду на работу попозже, с утра позвоню Якову Моисеевичу Краснопольскому, он адвокат — свой человек, что-нибудь посоветует. Я, когда меня вызывали, тоже к нему ходила и даже когда меня хотели завербовать во второй раз, во время войны в эвакуации, я повторила все, что он в первый раз советовал. Отвертелась, обошлось.

Мама в тот вечер вспомнила много разных историй об ее вызовах, говорила о беседах с ними. Ты знаешь, — прошептала она, — у меня нет ни одной близкой подруги, которую бы не вызывали в органы, двоих из них я послала к Якову Моисеевичу, их он тоже знал с юности. Она посмотрела на часы: «Мне надо проверить к завтрашнему дню контрольные работы».

Я вытащил и разложил свою раскладушку, вынул из портфеля недавно вышедшую книгу Фадеева «Молодая гвардия» — у меня в школьной библиотеке на следующей неделе должна быть читательская конференция; начал читать. Прочитав несколько страниц, я задумался о молодогвардейцах: их хотя и предали, они все же что-то успели сделать.

Постепенно мои мысли снова вернулись к эмгебешнику. Подумал: вот бы узнать — с ними кто-нибудь пробовал бороться? Превратили же они кого-то из моего класса в предателя и доносчика; если уж всех маминых друзей вызывали… Видимо, невероятное количество людей ими обработано. Еще я подумал: интересно бы спросить у мамы — она кого-нибудь из своих друзей подозревает? Не может же быть, чтоб прямо никого так и не завербовали… Мама вышла в коридор покурить, мне тоже захотелось курить, я еще стеснялся это делать при ней, пришлось подождать пока она ляжет. Мне пришла в голову мысль: надо что-нибудь сделать — нечестно молчать, если понимаешь… Я вообразил: Марик, Герка и я договорились взорвать Большой дом и все их районные отделения. Будто мы обнаружили взрывчатку в лесу. Нас конечно поймали, допрашивали, пытали, как молодогвардейцев… Я видимо вздремнул. Вошла мама, от нее пахнуло табаком, мне нестерпимо захотелось курить. Надо было дождаться, пока она ляжет. Я вытащил из ее сумочки папиросину, пока она курила в коридоре.

Она обычно перед сном долго возилась, я никак не мог понять, зачем женщины протирают и мажут свои физиономии, кто их ночью видит? Отдыхала бы больше, — думал я. Засыпала она, как только опускала голову на подушку, видимо, уставала здорово: она кроме частных уроков давала уроков тридцать-сорок в неделю у себя в институте. Как только я услышал ее ровное дыхание, я встал и направился в туалет покурить. Возле двери увидел нашу соседку Щукину и понял: завтра она непременно наябедничает.