При первой возможности я вернулся в библиотеку. Горничная хорошо потрудилась: следов почти не осталось, а горелый запах, который я различил раньше, теперь едва ощущался. Однако следы, ведущие от камина к двери, все же были заметны, хотя до двери не доходили, а обрывались на полпути, перед внутренней стеной, заставленной книгами. В этом не было ничего удивительного: после нескольких шагов зола и пепел должны были осыпаться.
Исчезло и кое-что еще, так что я даже усомнился, не померещилась ли она мне – отметина большого пальца, то есть пальца босой ноги. Да, Виктор мог спуститься сюда босиком, чтобы не шуметь, но все равно это было странно, пусть и не настолько, как мне казалось вначале.
После полудня мы расселись в две машины и, одолев приличное расстояние, прибыли на чай к соседу. Едва поместье Монксхуд скрылось из виду, как его проблемы и странности начали блекнуть и, в гомоне двух компаний, объединившихся за чаем, казались почти нереальными. И даже когда мы вернулись и дом снова выплыл из-за деревьев, словно огромный кот, растянувшийся на лужайке, я ощутил не более чем легкий укол былой тревоги.
Воскресным вечером гости уже готовятся к отъезду: связь с мимолетным пристанищем рвется, мыслями все уже в новой неделе. Прежде чем лечь в постель, я сверился с ежедневником на ближайшие дни. Мои вполне тривиальные планы – приглашения на ланчи и ужины и так далее – вдруг показались мне невероятно привлекательными. Я сосредоточился на них и с этими мыслями погрузился в сон.
Мне даже приснилось что-то на эту тему. Все началось с обычной сцены за обедом, но один из гостей запаздывал, и нам пришлось его ждать. «Кого мы ждем?» – спросил кто-то, и хозяин ответил: «Не знаю. Увидим, когда он придет». Все как будто посчитали такой ответ вполне приемлемым и разумным, и мы, потягивая коктейли, продолжили нашу беседу. И тут хозяин сказал: «Наверное, он все-таки не придет. Больше ждать не будем». Но, как только мы сели за стол, раздался стук в дверь и кто-то произнес: «Могу я войти?» И тогда я увидел, что мы не в доме моего лондонского приятеля, а снова в Монксхуде, и открывшаяся дверь была дверью библиотеки, замаскированной под книжные полки. Только она почему-то располагалась не с краю комнаты, а посередине, и я спросил: «Почему он входит через эту дверь?» «Потому, что он к ней привык», – ответил мне кто-то. Дверь открывалась довольно долго, и казалось, за ней никого нет, но внезапно появилась рука, а затем и вся фигура в монашеской рясе с низко надвинутым на лицо капюшоном.
Я вздрогнул, проснулся и сразу почувствовал отчетливый запах гари. Сперва я подумал, что пахнет едой с кухни, и удивился, что проспал до завтрака. Но если запах шел из кухни, то там определенно что-то подгорело. Затем я взглянул на окно без единого проблеска света и понял, что до завтрака еще далеко. Включив прикроватную лампу, я увидел, что была половина третьего – то же самое время, что и двумя ночами ранее, когда я решил сделать вылазку за книгой.
Запах, казалось, стал немного слабее, и я подумал, что, может быть, это иллюзия, следствие самовнушения. Открыв дверь, я высунул голову в коридор и тут же отпрянул назад. Даже не потому, что в коридоре запах был сильнее. А потому, что, в отличие от позапрошлой ночи, там горел свет.
Что ж, подумал я, пусть об этом позаботится Виктор, что бы там ни случилось, – несомненно, это он вышел с дозором, пусть вся слава ему и достанется. Но любопытство все-таки пересилило, и я решил сходить посмотреть.
В коридоре пахло сильнее. Запах словно шел волнами, но откуда? Ноги привели меня в библиотеку. Дверь была открыта. Там что-то мерцало, а запах гари был такой резкий, что у меня запершило в горле и заслезились глаза. Я медлил, не решаясь войти, но потом вспомнил о ведрах с водой и побежал к ним. На воде образовалась толстая пленка пыли, и у меня в голове промелькнула совершенно абсурдная мысль, что запыленная вода никуда не годится и нужно взять другое ведро. Однако я не стал этого делать, а поспешил назад и заставил себя войти в библиотеку.
Там, разумеется, было темно – и много дыма, клубившегося, как и положено дыму. Вместе сумрак и дым сложились в некую призрачную фигуру, плотную и почти непрозрачную, перед самым камином. И эта фигура, которую я увидел раньше всего остального, как будто поднялась с колен и скользнула наискось в сторону внутренней стены библиотеки. Возможно, я бы не обратил на нее внимания, но она напомнила мне опоздавшего гостя из моего сна. Не успел я задуматься, что это значит, как дым рассеялся – вероятно, испугавшись моего решительного вида. У меня было ведро – с чего мне начать? Между мной и камином темной массой стоял большой круглый стол, за ним должен был быть карточный столик, но его не было видно. И я нигде не заметил пламени – только в камине.