Ночные страхи

– Но мы так близко знакомы, – сказала она, как бы споря сама с собой. – Виктор бывает у нас… ну, достаточно часто… и всегда сообщает мне, когда принимает свои меры предосторожности. Я не понимаю…

Я задался вопросом, почему она так расстроилась. Виктор значит для нее больше, чем она готова признать? Ее огорчает, что он ей соврал? Она подозревает его в неверности?

– Может, он решил хотя бы раз тебя не тревожить, – предположил я.

– Ты уверен, что это был Виктор? – спросила она с нажимом.

Я уставился на нее.

– А кто же еще?

– Ну, кто-нибудь, кому тоже понадобилась книга.

Я сказал, что это очень маловероятно.

– К тому же он смотрел не на книги. Он смотрел на огонь. Кажется, ворошил угли ногой.

– Ворошил ногой?

– Ну, отчего-то же взметнулось пламя.

Неста ничего не сказала, но, похоже, встревожилась еще больше. Надеясь выудить из нее что-нибудь еще, я шутливо заметил:

– Но он оказался в надежном месте. В коридоре я видел целый ряд ведер с водой и огнетушитель…

– О, это Уолтер настоял, – поспешно проговорила Неста. – Знаешь, дом очень старый, и разумная предосторожность не помешает. Даже если у тебя пунктик насчет огня, это не значит, что пожар тебе не грозит, как и мания преследования не означает, что тебя не преследуют.

При этих словах я кое-что вспомнил.

– Если он не хочет, чтобы его приняли за грабителя, – сказал я, – то почему не включает свет?

– Но он включает, – возразила Неста, – как раз потому и включает.

Я покачал головой.

– Этой ночью свет был выключен.

Проблема ночных блужданий Виктора никак не оставляла меня в покое, мешая непринужденно общаться. Я не любитель пустых разговоров, и наша болтовня перед ланчем показалась мне донельзя скучной. Поэтому после еды я передумал играть в гольф, хотя взял с собой клюшки, и, извинившись, объявил, что, пожалуй, пойду прилягу вздремнуть, поскольку плохо спал ночью. Гости отреагировали с пониманием, даже с сочувствием, но Неста ничего не сказала, и никто – уж тем более Виктор – не выказал никакого беспокойства.

Днем, когда я проснулся, мне на ум пришла идея. Я решил прогуляться в деревню и поискать там старейшего жителя. Как ни удивительно, я его нашел, хотя от него не веяло седой стариной и он вполне бодро ковырялся у себя в саду. Я перегнулся через изгородь и завязал с ним разговор. Очень скоро он сообщил мне именно то, что я ожидал услышать, хотя, как это нередко бывает с новыми сведениями, мне было сложно найти им практическое применение, и я даже подумал, что зря проявил столь настойчивое любопытство. Главным образом меня интересовал вопрос: знает ли Виктор то, что узнал я? Неста знает, я даже не сомневался. Но сказала ли она ему?

Я, конечно, не стал ее расспрашивать – ей могло бы показаться, что я сую нос не в свое дело, к тому же, если бы она хотела мне рассказать, наверняка бы уже рассказала. То, что сообщил мне старик, многое объясняло.

Мой секрет угнетал меня, накладывая отпечаток на общение с другими гостями, словно я был коммунистом в департаменте правительства с единственным сообщником в лице начальника управления.

Неожиданно – кажется, это случилось после чаепития – разговор повернул в нужную мне сторону.

– Неста, в доме есть привидение? – спросила одна из женщин, которая, как и я, была здесь впервые. – Наверняка должно быть – иначе дом будет не полноценным!

Неста осторожно ответила:

– Нет, боюсь, я тебя разочарую. У нас нет привидения.

Я взглянул на Виктора Чисхолма, но его лицо было непроницаемо – я бы сказал, как у хорошего игрока в покер, недоставало разве что тщательно скрываемого коварства. Любопытная гостья не приняла такого ответа и продолжала муссировать тему, предлагая всевозможных призраков, приличествующих поместью Монксхуд[72], но Неста решительно отметала все предположения, не забывая украдкой позевывать. Постепенно все разошлись, под тем или иным предлогом, и я остался наедине с Виктором Чисхолмом.

– Я однажды гостил в сельском доме, в котором, как говорили, водится привидение, – непринужденно заметил я.

– О, в самом деле? – произнес он тоном человека, готового вежливо выслушать собеседника, пока его мысли заняты чем-то другим. – И как, было забавно?

– Ну не то чтобы забавно, – ответил я. – Я вам расскажу, если хотите. Дом был старый, как этот, и стоял на бывшей церковной земле. Так вот, когда распустили монастыри, аббатство снесли, то часть камней пошла на постройку того самого дома. Никто им не помешал. Но один старый монах, обнищавший из-за того, что его монастыря не стало, помнил о прежних деньках, когда они пировали и бражничали, и пели песни, и толстели, и хлопали друг друга по спине, как вы, наверное, видели на картинках, – и такая досада его взяла, что на смертном одре он проклял это место и пообещал, что через четыреста лет вернется, где бы он ни был, и сожжет этот дом.

Я наблюдал за Виктором Чисхолмом, стараясь уловить на его лице признаки волнения, но тщетно.