Ночные страхи

– Так и есть, – сказала хозяйка поместья. – Думаю, отчасти в этом-то и проблема с Виктором. Будь он чуть больше раскован, у него не было бы таких странных фантазий. Он говорит, это его наказание. Подсознание заставляет его делать то, чего ему самому делать не хочется. Но ему кто-то сказал, что, если он сможет принять свой невроз и получать от него удовольствие…

Я рассмеялся.

– Наверное, я не так выразилась, – строго проговорила Неста. – Какой ты ехидный, Хьюго! Он и вправду старается. Как будто это большое удовольствие – вылезать из теплой постели, тащиться вниз по холодным ступенькам, проверять огонь, который давно прогорел, и ты это знаешь!

– А ты уверена, что дело в огне? – спросил я. – Мне на ум приходит другая причина: он крадется посреди ночи по холодным темным коридорам ради того, чтобы получить удовольствие.

Неста пропустила мое замечание мимо ушей.

– Дело не только в огне, – сказала она, – он проверяет газовые краны и электрические выключатели – все, откуда может выскочить искра.

– Нет, правда, Неста, – настаивал я на своем, – в его безумии может быть свой расчет. Это дает ему алиби на все случаи жизни, помимо амурных утех: к примеру, воровства или даже убийства.

– Ты так говоришь, потому что не знаешь Виктора, – нахмурилась Неста. – Он почти буддист – он и мухи не обидит.

– И он хочет, чтобы люди знали о его странностях? – спросил я. – Я думаю, он рассказал тебе…

– И да и нет, – ответила Неста.

– Почему нет, понятно. Но непонятно, почему да, – заметил я.

– Все не так просто, – сказала Неста. – Я сомневаюсь, что твой приземленный ум это поймет. В его сознании это связано с чувством вины…

– Да неужели? – воскликнул я.

– Да, но вины не реальной. И он боится, что если кто-то увидит, как он крадется в ночи, могут подумать…

– Еще как могут!

– И вообще, он не хочет делать из этого тайну, что-то накручивать. Он считает, что пусть лучше люди над ним смеются.

– Смеются! – воскликнул я. – Что-то мне не особо смешно.

– Да, смешного тут мало. Я подозреваю, что дело в эдиповом комплексе. Ему подвержены почти все мужчины, так или иначе. Наверняка и ты тоже, Хьюго.

– Я? Мой отец умер раньше, чем я родился. Как бы я его убил?

– Ты не понимаешь, – сказала Неста чуть ли не с жалостью. – Я только хотела сказать, что если ты услышишь ночью необычный шум…

– Да?

– Или случайно увидишь, как кто-то ходит…

– Да?

– Знай, что тревожиться не стоит. Это Виктор принимает меры предосторожности, как он это называет.

– Я сосчитаю до трех прежде, чем стрелять, – сказал я.

Мы с Нестой прогуливались вдвоем в ожидании остальных гостей, приглашенных на выходные. Впереди показался притаившийся за лужайкой дом, длинный и низкий, со сводчатыми окнами. Я впервые гостил у Несты в этом относительно новом доме (она их все время меняла). Закончив обсуждать Виктора, мы заговорили о других гостях, их матримониальных устремлениях, перспективах и перипетиях. В нашей беседе ощущался дух предвоенного времени, и Неста была настроена по-боевому.

– А Уолтер здесь? – спросил я.

Уолтер – муж Несты.

– Нет, он уехал на стрельбище. Он здесь не часто бывает, как ты знаешь. Монксхуд ему никогда не нравился – даже не знаю почему. Да, кстати, Хьюго, – продолжала она, – я должна перед тобой извиниться. Я не поставила в твою комнату никаких книг. Я знаю, какой ты заядлый читатель, но…

– Вовсе нет, – возразил я. – Кровать для меня – место сна.

Она улыбнулась.

– Ну, тогда ладно. Хочешь посмотреть комнату?

Я сказал, что хочу.

– Она на первом этаже. Называется «холостяцкая крепость».

Мы пошутили насчет названия.

– Холостякам надо держать оборону, – сказал я, – из-за коварных девиц, которые вечно на них охотятся. Но почему ты не определила туда Виктора? Тогда ему не пришлось бы ходить по лестницам.

– Эта комната несколько уединенная, – сказала она. – Я знаю, ты против этого не возражаешь, а он – да.

– Дело только в этом? – спросил я, но она ничего не ответила.

С Виктором Чисхолмом я познакомился, только когда мы собрались пропустить по рюмке перед обедом. В нем не было ничего примечательного: ни брюнет, ни блондин, ни высокий, ни низкий, ни полный, ни худой, ни молодой, ни старый. Я перебросился с ним несколькими фразами, но он как будто уклонялся от любой темы, кто бы ее ни затронул, – не бросался прочь, словно от прокаженного, но, выказав из вежливости необходимое внимание, потихонечку отстранялся. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление. Он довольно много улыбался, будто хотел показать, что не сторонится общества, но тут же уходил в себя. Казалось, он сберегал силы для чего-то другого – возможно, для борьбы со своим неврозом.

После ужина мы играли в бридж, и Виктор последовал за нами в библиотеку, вероятно, раздумывая, не принять ли и ему участие, но, увидев, что и без него набралось четверо игроков, он вернулся в гостиную, к остальным трем гостям, в бридж не игравшим. Мы засиделись допоздна, пока не доиграли последний роббер, и я вновь увидел Виктора только тогда, когда все начали расходиться.