Ночные страхи

Почему они были в столовой, а не в гостиной? Он не знал, но принял это как должное и оказался прав, поскольку, открыв дверь для леди Фезермор, он увидел их всех под ярким светом люстры: шестеро или семеро, они сидели за столом, не накрытым к ужину, а больше походившим на стол в конференц-зале, где собрался совет директоров (по правде сказать, скучавших, ведь им пришлось просидеть так бог знает сколько).

Они все посмотрели на них, и Валентин, почувствовав, что должен извиниться, как за себя, так и за свою подругу, сказал:

– Вот и мы. Боюсь, мы припозднились. Это Хелен Фезермор. – И он спрятался у нее за спиной, чтобы дать ей возможность эффектно предстать перед обществом, что ей всегда удавалось, как вдруг свет погас, и комната погрузилась во тьму.

И что теперь делать? Социальное сознание Валентина взывало к нему: будь что будет, а он должен представить Хелен другим гостям. Но как, когда он и сам их не видит? Свет, несомненно, скоро зажжется. Но не тут-то было, и он расслышал за столом невнятное бормотание, не предвещавшее ничего хорошего, как будто это он, Валентин, потушил свет.

Хелен, казалось, нисколько не удивилась тому, что ее в почти полной темноте ввели в комнату, в центре которой угадывались размытые очертания голов и фигур за продолговатым столом. Но Хелен была известна своим светским тактом, не раз выручавшим ее в ситуациях куда более серьезных, пусть и менее неожиданных. Ее уверенный настрой передался Валентину, чья решимость окрепла еще больше, когда он почувствовал ее руку в своей (чего никто не мог видеть). Он принялся обходить стол.

– Кто вы? – спросил он, склонившись над головой, первой возникшей перед ним, если можно было возникнуть в таком сумраке.

– Я твой дядя Юстас.

– Дядя Юстас, это леди Фезермор. – Изначально он не намеревался называть ее титул, но ситуация как будто требовала того. – Она приехала к нам на выходные, о чем, я уверен, вы знаете. Позвольте вас познакомить.

Голова повернулась, показав бледную щеку, несомненно, принадлежавшую дяде Юстасу.

– Конечно, мой дорогой мальчик, я очень рад познакомиться с леди Фезермор. Надеюсь, она меня простит за то, что я не встаю, но в такой темноте все-таки безопаснее сидеть.

Его голос дрожал. Сколько ему было лет, дяде Юстасу?

– Пожалуйста, сидите, – сказала леди Фезермор. – Я так надеюсь увидеть вас, когда… когда зажжется свет.

Двигаясь на ощупь, они с Хелен сделали еще пару шагов. Валентин нагнулся над следующей склоненной головой.

– Кто вы? Пожалуйста, простите, что спрашиваю, но здесь так темно, что я не вижу собственной руки, если держу ее перед лицом… моим или вашим, – добавил он, надеясь, что это сойдет за шутку.

– Я твоя тетя Агата.

Ему немало досаждало, что «они» узнавали его, а он их – нет. Но их голоса были другими: тетин, например, казался очень старым.

– Дорогая тетя Агата, я так рад вас видеть, то есть, был бы рад, если бы видел! – Шутка, и он сам понимал это, получилась плоской. – Но я хочу познакомить вас с моей близкой подругой, леди Фезермор, которая приехала к нам погостить на выходные.

– Леди Фезермор? Я, кажется, знаю это имя.

– Да, уверен, что знаете.

– Она была ребенком, когда я…

– Я всю жизнь ребенок, – вмешалась Хелен, – и знаю, что, когда мы увидим друг друга…

– Да? Да? – переспросила старушка, очевидно, тугая на ухо.

– Вы поймете, что преодолели прошедшие годы лучше, чем я.

– Да ну что вы! – сказала старушка. – Я плохо вижу, в смысле, вообще, даже если не темно, а на ваших фотокарточках… не знаю, с каких пор я их не видела… вы всегда точно такая же, как… как всегда.

– Спасибо вам, – сказала Хелен, тронутая больше, чем хотела показать, пусть даже никто бы не увидел.

Они продолжали обход, произнося и выслушивая слова приветствия, пока не добрались до стула во главе стола.

– Простите, – сказал Валентин, обратившись к сидящему на этом стуле, – но кто вы, можно спросить?

– Я твой отец.

Валентину понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Интересно, заметила ли это Хелен?

– Дорогой папа, – начал он, – это моя близкая подруга, леди Фезермор. Я тебе много о ней рассказывал…

В этот миг возник невероятный шум, напоминавший треск и взрывы, и зажегся свет, но где именно, было неясно. Только это был не тот свет, что разгоняет тьму: это были какие-то голубые огни, клиновидные, как стрелы, и они пронзали комнату из конца в конец. Валентин сказал себе: «Ну конечно, это же газ!» Много лет назад в доме поменяли газовое освещение на электрическое – против воли отца, который всегда говорил, что «газ дает гораздо лучший свет», – и он распорядился оставить в каждой комнате по газовому рожку на случай, если электричество сломается, как он весьма надеялся. И теперь газ – не обычный газ, а словно огни на старинной ярмарке – проникал в комнату из каждого угла. Голубые стрелы, точно вспышки молний, не освещавшие ничего, кроме самих себя, отбрасывая мертвенное сияние на лица людей за столом.

Валентин сжал руку Хелен.

– Пойдем отсюда! – сказал он.