Ночные страхи

И в следующий миг они оказались в холле, в безопасности, хотя Валентин не помнил, чтобы они открывали или закрывали дверь столовой.

С глаз долой – из сердца вон. Воспоминания Валентина о произошедшем, то ли из-за мгновенного возбуждения, которое часто стирает подробности невероятного происшествия, то ли по какой-то иной причине, уже размывались, но не пропали совсем, оставив след – ощущение, впечатление, подсознательную убежденность? – и этот след не давал ему покоя. Он не владел этим домом, как он понял теперь, поскольку были и другие претенденты. Но он вовсе не думал, что домом все еще владеет отец. И это лишь сильнее укрепило его новую, растущую озабоченность. Кто бы ни владел этим домом, Хелен пригласил он, и они все это знали, но пока отношение к ней оставляло желать лучшего. Ей не показали ее комнату – кстати, а где ее комната? Наверху, разумеется, но какая именно – восточная или южная?

Он попробовал думать о бытовых удобствах в спальнях и о доступе к ванной, но его мысли спутались. Об этом должен был позаботиться хозяин дома, предположительно его отец, поскольку мать давно умерла – или нет? Ее не было за столом, по крайней мере Валентин так думал, ведь он не успел завершить обход до того, как начался этот газовый фейерверк. Кто-то, конечно, должен был знать, но где этот кто-то? Где хоть кто-нибудь? Ему совершенно не хотелось снова заходить в столовую с этими снопами синего света (насколько он помнил), игравшими на запрокинутых, искаженных ужасом лицах его старших родственников и, возможно, грозившими устроить пожар, невзирая на убежденность отца в безобидности газа.

Остаточные впечатления в подсознании пробудили в нем новую тревогу. Хелен встретили неподобающим образом, ей даже не предложили выпить. Она проделала такое долгое путешествие, с пересадками, а ей не предложили выпить! Она, должно быть, ужас как хотела выпить, так же, как и он сам, у нее наверняка пересохло в горле, как и у него, даже больше, чем у него, если учесть, что ее путь (так ему подсказала мысленная карта) был гораздо длиннее.

Но что именно она хотела бы выпить? Его волновал этот вопрос. «Джин, вермут, сухой мартини», – повторял его разум. Но как он мог ее спросить, если не знал, где напитки? Он даже не знал, есть ли в доме спиртное. И захочется ли пить сухой мартини человеку, чей организм, как и его собственный, уже совсем пересох? К нему вернулись смутные воспоминания о его визитах к ней, когда ему с порога предлагали всевозможные напитки и обо всех его удобствах заботились заранее. А теперь вот такое. Он не очень помнил, что произошло после ее прибытия, и не хотел помнить. Это было слишком тягостно, слишком унизительно. Возможно ли более вопиющее нарушение законов гостеприимства?

Где же она? Если она исчезла в более гостеприимной ночи, он не станет ее винить; но нет, она где-то здесь, хотя где именно, он затруднялся сказать: то ли у него за спиной, то ли слева от него, то ли справа, но точно не впереди, потому что впереди была большая медная посудина (урна? таз? ведро?), в которой рос, сколько он себя помнил, королевский папоротник (Osmunda Regalis) – совершенно неподходящее название для такого невзрачного растения. Если бы только Хелен перестала порхать повсюду и дала ему хорошенько себя рассмотреть! Если бы только она была более устойчивой – в реальной жизни она была очень устойчивой, незыблемой, как якорь. Наконец она перестала мельтешить, словно бабочка – словно бабочка, накрытая его сачком.

– Хелен, – сказал он, пытаясь разглядеть ее лицо под вуалью, – мне страшно неловко, что так получилось, но ведь я не мог знать, как все будет («И сейчас не знаю», – мысленно добавил он). Но что меня особенно волнует, так это то, что ты ничего не выпила. Тебе наверняка нужно выпить с дороги, и я тоже хочу (эти слова так и вертелись у него в голове). Но как нам выпить, и где они… в смысле, напитки? Люди где-то в столовой.

Хелен, насколько он понял, ответила, что ей все равно, выпьет она или нет, но он подумал, что она говорит неправду, да и его самого мучила невыносимая жажда.

Внезапно его посетила идея, подобно вдохновению, охватившему все его существо. Гостиная, ну конечно! Почему он раньше не подумал о гостиной? Поначалу ему показалось вполне естественным, что их с Хелен решили принять («приветствовать» было неподходящим словом) за пустым столом в столовой, но теперь это показалось ему странным: ведь к их услугам была гостиная, традиционное место, где хозяева, кем бы они ни были, встречают гостей. У него в голове тут же нарисовалась гостиная, с ее веселыми желтыми обоями, смягчавшими холодную северную сторону, и, что самое важное, с раздвижным столиком в правом углу, ближе к двери, столиком, на котором стоял поднос со стаканами и напитками, преимущественно безалкогольными, потому что его отец принадлежал к тому поколению, которое и не слыхало о сухом мартини, а только о виски и шерри. Но даже виски или шерри лучше, чем ничего. На данный момент гостиная была единственным решением.