Ночные страхи

Последовавшее смятение нельзя описать словами. На неделю во всем королевстве воцарилась паника. Были приняты спешные меры по укреплению граждан во мнении, что причина всех бедствий кроется либо в развращенности отдельных личностей, либо в бездарном управлении страной. Самозваные проповедники, пользуясь моментом, собирали толпы приверженцев и объявляли, в ком был корень зла, и тут же на месте вершился кровавый самосуд над теми, чья вина состояла лишь в том, что они были уродливей или богаче большинства или как-то иначе выделялись из общей массы. Правительство отреагировало более сдержанно и провело ряд показательных казней, в числе прочих отправив на плаху и офицеров, распорядившихся снарядить пулеметчиков холостыми патронами. Даже король не избежал тайного порицания, отстранившего его от участия в сборе денежной компенсации, назначенной премьер-министром – от имени всего королевства, – в пользу отца погибшего принца: эта сумма была так велика, что потребовалось повысить налог на оптовую торговлю.

Одна лишь принцесса осталась вне подозрений. Как и прежде, в момент катастрофы она была совершенно одна, и никто точно не знал, где именно, но, когда спустя пару минут ее обнаружили в ее собственных покоях, в полуобморочном состоянии, ее храбрость изумила всех. Вскоре она нашла в себе силы собственноручно написать письмо с соболезнованиями тому, кто едва не стал ей свекром. Когда это письмо напечатали в газетах, его велеречивые обороты тронули каждое сердце. Принцесса называла себя несчастнейшей из женщин, ибо она навлекла смерть на двух бравых мужчин – второй, пожалуй, был даже достойнее первого. Но что вызвало бурю протеста, так это ее заключительное предложение: принцесса считала, что должна удалиться от мира. Со всех концов страны во дворец полетели письма с мольбами отказаться от этого шага, письма, столь многочисленные, что потребовались дополнительные почтовые поезда.

От героев, готовых на подвиги во имя принцессы, не было отбоя: по мере того, как возрастали ее несчастья, росла и ее слава. Она была популярна, как никогда. Общественность воспрянула духом, когда военные эксперты вынесли свой вердикт: бедствия не случилось бы, если бы пулеметчики были вооружены боевыми патронами.

– Пустить по нему пару очередей, – говорили эксперты, – и он нас больше не побеспокоит.

Народ им верил. Всем надоела неопределенность, и подготовку к очередному обручению принцессы решено было доверить военным. Главнокомандующий объявил, что гражданские лица не будут допущены на церемонию, поскольку дракона, хотя дни его были теперь сочтены, не стоит недооценивать. Эскорт принца (одобренного по всем статьям) состоял исключительно из отборных солдат, безупречно вымуштрованных и вооруженных новейшим оружием. Когда они маршировали к месту дислокации, солнце сияло на тысячах стальных шлемов – эскорт производил впечатление несокрушимого войска.

Увы, увы. Не успел принц закончить свою страстную речь, как косогор содрогнулся, и явился дракон. Его встретили тепло, даже, можно сказать, горячо. Десять тысяч разрывных пуль поразили его наряду с пулеметными очередями, но тщетно. Зверюга даже не моргнул. Однако главный просчет состоял в другом. Пальба продолжалась и после того, как дракон схватил принца. Должно быть, бедняга, изрешеченный пулями, умер мучительной смертью еще до того, как дракон утащил его в свое логово. Принца убила его же охрана – военное руководство не учло вероятность такого сценария.

Составить хронику двух последующих лет – труд печальный и скорбный, и всякий историк был бы рад от него уклониться. В стране настали тяжелые времена. Все понимали, что запас принцев крови не бесконечен, а посему было решено принимать предложения и от тех смельчаков, кто, хоть и был знатного рода, славился больше своей личной доблестью, нежели родовитостью. Пусть дракон не падет от копья первого из соискателей, его место готовы были занять еще семеро воинов – по одному на каждый день недели. Даже если дракон останется жив, он будет так измотан, что уже точно не выстоит против принца крови, который хоть и не был великим героем, но собирался бросить вызов чудовищу на восьмой день. Однако дракон ничуть не утомился: казалось, он, наоборот, наловчился управляться с докучливыми молодцами и одолел принца крови так же легко, как и семерых его предшественников.

Так завершается первая часть этой истории. Знать всего королевства проливала свою благородную кровь галлонами, но от добровольцев все равно не было отбоя, хоть ряды их и редели. Но затем в обществе началось брожение, отчасти под влиянием первых ростков демократии, отчасти вследствие того обожания, которое каждый мужчина (достойный своего имени) испытывал к принцессе Гермионе как в самом королевстве, так и за его пределами: почему славный подвиг во имя ее спасения доступен лишь представителям высшего класса? Король изъявил августейшее согласие, ведомство внутренних дел чуть с ног не сбилось, и вот наконец был выбран народный герой, готовый сразиться с драконом, – грозного вида кузнец, вполне крепкий парень.