И они принялись спорить о том, где могла находиться принцесса, когда дракон вырвался из-под утеса и сожрал ее несчастного жениха. Кто-то сказал, что ее видели в окне замка, ему возразили, что она молилась в часовне. Разумеется, это были всего лишь догадки и сплетни, но каждый защищал свою правоту с пеной у рта. Наконец отец семейства, уставший от этого пустословия, заключил:
– Да нигде ее не было.
– Но как же? – возразили ему. – Она должна была где-то быть.
– Ну, я сказал, что думаю, – ответил отец.
И тут в дом вошел Конрад. Он ожидал взбучки за то, что явился так поздно, и в любой другой день его ожидания оправдались бы. Но той ночью в доме царил такой переполох, что его поздний приход только всех позабавил. Конрад думал отвлечь их от своего проступка, рассказав прямо с порога обо всем, что видел в лесу, – и успел затвердить наизусть весь рассказ. Но, едва он начал говорить, на него нашла слабость, отчасти из-за усталости, но больше от потрясения после стольких событий, и ему пришлось замолчать. Братья над ним посмеялись и продолжили наперебой обсуждать свои версии произошедшего в замке.
Конраду стало досадно. Пусть на обратный путь он потратил вдвое больше сил, чем на дорогу от дома до вырубки, он пережил удивительное приключение и думал, что родители и братья будут слушать его, разинув рты! А получилось, что Лео отнесся к его истории почти равнодушно, а Рудольф сказал, что с такого расстояния он вряд ли сумел что-нибудь рассмотреть. Лишь потому, что они были старше, они считали, что его рассказ не заслуживает внимания. Они обсуждали, скольких людей, не считая принца, сожрал дракон и что стало с фонтаном черной крови, который он должен был выпустить, хотя не знали об этом ровным счетом ничего. Что за бесславный итог столь чудесного дня!
Королевский двор, как ему и подобает, облачился в траур и объявил всеобщий пост, поскольку все были единодушны в том, что дракона следует изничтожить любыми доступными средствами. Однако доблестных мстителей за погибшего принца ждало, по-видимому, непреодолимое препятствие. Дракон как будто испарился, исчез без следа. Исчезла даже пещера, из которой он вышел: опытные верхолазы тщетно спускались с утеса на крепких веревках, дабы обследовать каменный склон, вооружившись кирками и микроскопами. Даже росшие на скале цветы – которые, как говорили, любила принцесса, – цвели там же, на прежнем месте.
В народе роптали и говорили, что все эти якобы знатоки ищут совсем не в том месте, намеренно затягивая работу. Для обнаружения дракона были испробованы все средства, кроме взрыва самой скалы, что было бы небезопасно для замка. Дошло до того, что на веревке спустили глашатая, который, заикаясь от страха, обратился к дракону с просьбой огласить его собственные условия: дело в том, что ученые драконоведы объявили, что в прошлом драконов задабривали ежегодными жертвоприношениями, отдавая им на съедение и зрелых мужей, и совсем юных дев. Дракон не ответил, и глашатаю велели сыграть на его тщеславии и вызвать чудище на поединок от имени кого-нибудь из наиболее доблестных рыцарей королевства – пусть дракон сам назначит день и сразится с рыцарем один на один. Дракон по-прежнему не отвечал, и тогда глашатай, набравшись дерзости от проявления столь вопиющего малодушия, сказал, что, раз дракон так робеет, он сам, королевский глашатай (а то и его младший брат), готов с ним сразиться. Но даже такой оскорбительный выпад остался без ответа.
Дни складывались в недели, недели – в месяцы, дракон так и не появился, и народные страхи и опасения потихонечку улеглись. И вот что, помимо прочего, тому поспособствовало. Поначалу все боялись, что соседний монарх, потерявший старшего сына и наследника трона, потребует компенсацию, возможно, используя угрозы. Однако он повел себя неожиданно мирно. Он заявил, что в произошедшем нет ничьей вины: никто не смог бы дать достойный отпор дракону, и его сын принял благородную смерть ради (что правда, то правда) самой прекрасной дамы на свете. После такого великодушного заявления можно было надеяться, что он сам попросит руки принцессы Гермионы – ведь он был вдовцом, – но предложения не последовало.