Ночные страхи

Жил-был мальчик с отцом да матерью в стране, лежащей в пяти днях пути от границ Европы. Когда началась эта история, ему было двенадцать, и он еще не зарабатывал себе на пропитание, зато вволю резвился – чаще всего в одиночку – в лесу неподалеку от дома. Иногда он стоял и смотрел, как два его брата валят и пилят деревья, ведь они, как и отец, были лесорубами, и наш парнишка не раз возвращался домой верхом на стволе, подскакивая повыше лошадей. Поначалу он опасался свалиться, но потом пообвыкся и полюбил эту забаву, и ходил бы на вырубку с братьями чаще, однако боялся, что Лео скажет: «Ну, Конрад, пора тебе заняться делом. Возьми-ка поводья минут на десять». Или: «Конрад, иди-ка сюда и нагни это деревце, чтобы мне было сподручней его рубить». Конрад бы не ослушался, и пришлось бы ему делать то, что велит старший брат, разве что Рудольф вмешался бы и сказал: «Да ну его, Лео. Оставь малого в покое, от него больше помехи, чем пользы». Конрад был бы и рад, и смущен вмешательством Рудольфа. Ему хотелось быть полезным, но он боялся: вдруг лошадь отдавит ему ногу или деревце распрямится и ударит его? Он обожал своих братьев и искренне восхищался обоими, особенно средним, Рудольфом, – такие они были удалые и сильные. Ему не верилось, что когда-нибудь и он сможет работать с ними наравне, даже когда подрастет.

«Не бывать мне лесорубом», – говорил он себе.

Но настал день, когда Лео вложил ему в руки топор и проявил верх усердия, обучая его, как с ним обращаться. Конрад слушал вполуха. Он неловко взмахнул топором, и тот отскочил от дерева и чиркнул его по ноге, пропоров башмак. Лео строго отчитал его за нерадивость, а Конрад, не дожидаясь, что скажет Рудольф в его защиту, бросил топор и убежал прочь, заплакав от обиды. Он бежал долго и остановился только тогда, когда все звуки с вырубки стихли вдали.

Лес вокруг был густым и безмолвным, и хотя повсюду виднелись тропки, случайный путник мог бы блуждать по ним вечно, мыкаясь между заброшенной вырубкой и подлеском. Но Конрад, знавший эти края, как свои пять пальцев, не боялся заблудиться. Его злость и обида на братьев были так сильны, что он даже не пожалел об испорченном башмаке, хотя это значило, что отцу надо будет потратиться на новую обувь. Больше всего он боялся, что поранил ногу и ему придется смирить свою гордость, вернуться к братьям и попросить, чтобы они довезли его до дома – ведь путь был неблизкий.

Он осмотрел распоротый башмак, насколько позволял тусклый свет, но не нашел следов крови, а разувшись, увидел, что топор чуть порезал чулок, но кожа осталась нетронутой. Легко же он отделался! Наверно, это магия, подумал Конрад. Белая магия – редкая птица в сравнении с черной, которой его стращали не раз, ведь в здешних краях черной магией не занимался только ленивый. Вот будет славно, если где-то в лощине или подлеске ему повстречается добрая фея, которая в тот решающий миг отвела топор от его ноги! Конрад огляделся по сторонам и послал в пространство воздушный поцелуй, надеясь привлечь фею, но если она и была рядом, то не пожелала явить себя. Однако Конрад, приободренный такой удачей – он остался цел и невредим! – все равно ощущал в себе небывалую удаль: раз ему не придется бежать за помощью к братьям, он им докажет, что не нуждается в их заботе. Он зайдет в лес куда дальше, чем заходил раньше, и не вернется домой до темноты. У него с собой сумка с провизией. К тому же осенью в лесу полно ягод. И, так рассудив, Конрад углубился в чащу.

Вскоре лес переменился. Тропинка пропала из виду, а прежде ровная местность сменилась чередой оврагов, в которые Конрад спускался, как нарочно, в самых глубоких местах, и ему приходилось карабкаться по откосам вверх-вниз. Он уже чувствовал подступающую усталость, а грубая, жесткая кожа прорезанного башмака впивалась ему в ногу, причиняя сильную боль. Мальчик то и дело подумывал повернуть назад, но всякий раз, когда он забирался на гребень откоса, ему казалось, что следующий овражек близко и уж до него-то он доберется легко. Это были уже не овраги, а узкие долины – длинные и пустые, по всей длине освещенные солнцем, которое висело теперь так низко по правую руку, что он видел его, даже не поднимая глаз. Скоро начнет смеркаться. Конрад внезапно лишился присутствия духа и решил не ходить дальше следующей вершины. До нее оставалось лишь несколько ярдов.