Обход занял несколько минут, но мистер Гринстрим тут же пошел по второму кругу. Вот тогда-то он и обнаружил ее – буквально наткнулся на горгулью, которую нынче, конечно же, заменили. Буря расколола ее надвое, но, как ни странно, две половины не разлетелись при падении, а лежали практически целыми в сырой траве на расстоянии нескольких дюймов одна от другой. Мистер Гринстрим никогда и не думал, что эта глумливая маска была такой огромной. Она раскололась по линии слива: на одной половине остался подбородок, на другой – глаза, щеки и уши. Посмотрев вверх, мистер Гринстрим увидел торчавшее в вышине голое горлышко водостока – длинное, изогнутое и блестящее, точно черная змея. Видимо, этот безрадостный вид утяжелил бремя его размышлений, поскольку он зашагал еще медленней, чем прежде. Однако на этот раз, завершив полный круг, он вошел в церковь и аккуратно закрыл за собой обе двери, внутреннюю и внешнюю.
Шел уже пятый час, в церкви было почти темно – окна казались полупрозрачными вставками в стенах. Впрочем, имелся еще один источник света, испускавший тускло-красное свечение, – горящий круг, висевший в воздухе на высоте в паре футов от пола. Он напоминал большой барабан, полыхающий изнутри, однако свечение было странным: казалось, оно не разгоняло, а, наоборот, сгущало темноту. Мистер Гринстрим не сразу понял, что это такое. Но, подойдя ближе и ощутив жар на лице и руках, догадался, что это печка. Прилежный ризничий, не забывающий о студеной погоде, растопил ее докрасна.
Мистер Гринстрим был рад этому теплу. Его руки замерзли, а зубы стучали. Ему хотелось подойти ближе к печке, но жар не давал приблизиться. Поэтому он отошел к его внешней границе. Вскоре он уже стоял на коленях, а потом – под воздействием тепла на уставшие разум и тело – погрузился в сон.
Должно быть, он проснулся от холода, жуткого холода, пробирающего до костей. Этот холод казался твердым, словно к его спине прижали кусок льда. Печка по-прежнему горела красным, но не давала его телу тепла – не больше, чем дружеский взгляд или улыбка. Откуда пришел этот холод, этот убийственный озноб? А! Оглянувшись через левое плечо, он увидел, что двери были распахнуты настежь. Он точно помнил, что плотно их закрывал, но теперь они были открыты навстречу небу и северному ветру. Закрыть их снова – минутное дело. Но почему они открыты? Задумавшись, он повернулся обратно к печке. Ну как же, конечно! Это наверняка был священник, а кто же еще? Священник Астонской высокой церкви, пришедший по его просьбе, чтобы принять его исповедь. Но куда он подевался и почему молчит? И что это за красноватый контур приближается к нему из темноты? На миг ему показалось, что это печка или ее отсвет, падающий на одну из колонн. Но движение продолжалось, распространяя перед собой ледяное дыхание, которое, как он теперь понял, не имело ничего общего с северным ветром.
– Мистер Рипли, мистер Рипли, – пробормотал он и завалился назад, к теплу печки, ощущая у себя на шее ее горячую хватку. А потом услышал голос, не похожий ни на один из слышанных им голосов, словно сама тьма заговорила с ним силой тысячи языков.
– Я твой исповедник. Тебе есть что сказать?
– Моя смерть будет моим ответом, – проговорил мистер Гринстрим, уже сознавая, что ему конец.
Когда шофер мистера Гринстрима обнаружил, что священника нет дома, он оставил ему записку и вернулся в машину, зная по опыту, что визиты хозяина в церковь могут длиться подолгу. Но по прошествии часа он почувствовал смутную тревогу и решил проверить, все ли в порядке. К его удивлению, церковные двери были открыты, а изнутри доносился запах, который он никогда не связывал с церковью. Осторожно продвигаясь в темноте, он приблизился к тому месту, откуда исходил непонятный шипящий звук, и зажег спичку. То, что он там увидел, заставило его развернуться и в ужасе броситься прочь. На пороге он чуть не столкнулся с мистером Рипли, спешившим из дома принять исповедь. Вместе они преодолели отвращение, с которым вряд ли бы справились в одиночку, оттащили тело мистера Гринстрима от печки и бережно уложили на тротуар.
Сначала в газетах писали, что мистер Гринстрим зажарился заживо, но медицинские светила придерживались иной точки зрения.
– По моему мнению, – сказал один из докторов, – он был мертв еще до того, как коснулся печки, и, как это ни парадоксально, по всем физическим признакам, умер от обморожения, а не от перегрева. Возможно, он пытался согреться – но этого мы никогда не узнаем.
Конрад и дракон[53]