Ночные страхи

– Но это еще не все, – продолжил Том, опьяненный вниманием товарищей. – Он молится о том, о чем молиться нельзя.

– Да ну, молиться можно о чем угодно, – возразил кто-то из ребят.

– А вот и нет. Есть уйма вещей, о которых молиться нельзя. Во-первых, нельзя молиться, чтобы разбогатеть, и… – Он понизил голос. – Нельзя молиться, чтобы кто-то умер.

– А он об этом молился?

– Фред Бакленд сказал, похоже на то.

Мальчишки притихли.

– Я думаю, бедный старик просто сбрендил, если хотите знать мое мнение, – сказал паренек постарше. – Бьюсь об заклад, его молитвы никому не вредят, да и ему не помогают.

– Вот здесь ты ошибаешься, – возразил первый спикер собрания. – Здесь ты не прав. Фред Бакленд говорит, он очень сильно разбогател за эти последние полгода. И ведь правда! У него машина, шофер, все такое. Фред Бакленд сказал, что не удивится, если окажется, что он вообще миллионер.

– Ты прямо так уверен? – усмехнулся паренек постарше. – Так уверен, что от его молитв кто-то свалился замертво и оставил ему миллион? Очень похоже на правду, да?

Мальчишки замялись. На всех лицах явственно обозначилось сомнение, а один мальчик взял свою биту и принялся отрабатывать удар. Том Уигналл почувствовал, что теряет авторитет. Он был словно игрок в бридж, державший туза слишком долго.

– В любом случае, – с вызовом сказал он, – Фред Бакленд говорит, что эта церковь не место для типов вроде него, разбогатевших благодаря молитвам, за которые им должно быть стыдно. И точно вам говорю, он решил нагнать страху на старика Гринджина. Он собирается прокричать ему что-то с башни. Жутким глухим голосом. Гринджин решит, что это бог отвечает ему с небес или, может быть, дьявол, – и так напугается, что ноги его больше не будет в Астоне. И слава богу, я так считаю.

Голос Тома зазвучал громче, когда он вложил в него весь драматизм, на какой был способен. Но он упустил свой момент. Один или двое его товарищей сохраняли серьезный вид и кивали, но остальные, подчиняясь неуемной страсти всех мальчишек к смене вожака, бросали неуверенные взгляды на старшего товарища. Они сомневались. И ждали, что скажет он.

– Паршивые сопливые гады, – пробурчал тот, – оставили нас тут, как придурков, в такой хороший погожий вечер. Уж я бы им накостылял.

Раздались одобрительные возгласы, и он добавил:

– И, кстати, с чего они взяли, что этот тип будет молиться сегодня?

Том Уигналл угрюмо ответил:

– Он теперь ходит в церковь почти каждый день… И, если хочешь знать, Джим Чантри проехал мимо него на мопеде на той стороне Монастырского моста. Он чуть не подпрыгнул, когда Джим прогудел ему в ухо, – заключил Том злорадно. – Он будет здесь с минуты на минуту.

– Ладно, парни, – сказал паренек постарше, вальяжно потягиваясь, – вы тут оставайтесь, лупите глаза. Вам все равно больше нечем заняться. А я отчаливаю. – И он в гордом одиночестве направился в сторону главной дороги.

«Этих остолопов нужно как следует проучить, – подумал он. – Я им испорчу забаву».

Башенная галерея церкви Святого Кутберта в Астоне являла собой поистине примечательное сооружение. Пожалуй, самое необычное во всем приходе. Да и сама башня была необычной для церкви. Ее нижний этаж, поднимавшийся на пятьдесят с лишним футов до пола колокольни, выходил в основное пространство церкви – лишь одна арка отделяла его от нефа. Галерея – каменный проход вдоль стены башни непосредственно над западным окном – располагалась значительно выше арочного свода. Ее было видно только с западного конца церкви, и с нее открывался такой же ограниченный обзор, к тому же затрудненный свисавшими вниз колокольными канатами. Но Фред Бакленд и четверо его приятелей-заговорщиков различали сквозь проем какую-то часть последних шести рядов стульев. Сейчас их золотил солнечный свет, лившийся сквозь окно под галереей, из-за чего эта часть церкви напоминала театральную сцену.

– Ему уже пора быть здесь, как по-вашему? – прошептал один из сорванцов.

– Тихо ты! – шикнул на него вожак стаи. – Если он нас услышит, пиши пропало.

Они ждали. Трое сидели, прислонившись к стене, и глядели по сторонам с выражением невинного озорства. Фред, который не раз пел хоралы на этом насиженном месте, обхватил балясину и свесил ноги через край галереи.

Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Заходящее солнце уже не так ярко освещало авансцену, по углам пролегли тени. Ребятам стало трудней различать друг друга в сгущавшихся сумерках.

– Мне страшно, – прошептал кто-то. – Зря мы сюда пришли. Я хочу домой.

– Тише ты.

Миновало еще несколько минут. Темнота постепенно сгущалась.

– Эй, Фред, – прошептал второй голос, – во сколько твой отец приходит запирать церковь?

– Ровно в семь. Осталось четверть часа.

Они подождали еще немного, потом кто-то с натугой прошептал:

– Кажется, это он.

– Кто?

– Старик Гринджин, конечно.

– Ты что-то слышал?

– Нет, но я вроде бы заметил какое-то движение.

– Ты совсем сбрендил. Это тень от каната.

Они всмотрелись в темноту.

– Да нет, Фред. Это не тень. Там что-то двигалось, когда канат просто висел.

– Забавно, если кто-то еще шпионит за стариком Гринджином.