Ночные журавли

В центре лагеря стоял клуб с деревянными колоннами, напротив – высокая мачта с красным флагом. Асфальтовая площадка, где проходили линейки. Футбольное поле со скамеечками по краям и спальные корпуса в два ряда.

Деревянный корпус остеклен во всю стену: днем в нем было жарко, ночью луна заходила, как к себе домой.

На террасе ряды обуви: черные и синие вьетнамские кеды или цветные сандалии. Меж корпусов рукомойник – железная такса – из крашеной трубы торчали соски, над ней деревянные полочки для мыла и щеток. Трава под раковинами припудрена зубным порошком.

По утрам в воздухе пахло улитками. Детей выводили на зарядку под песню Высоцкого: «Если вы в своей квартире, лягте на пол, три-четыре!..»

Низко летали воробьи, чирикая на тех, кто сачковал.

Еще до завтрака детей собирали на «линейку» – пионерское каре – красные флаги, дробь барабанов, сдача рапортов. Затем строем шли в столовую, когда уже слегка подташнивало и не хотелось есть загустевшую кашу, а кубик желтого масла терял форму на куске хлеба.

Оставшийся хлеб, со сливочными пятнами, сушился возле домика сторожа на дощатом столе. Эти сухарики были удивительно вкусными: пахли хвоей и солнцем!

В лагере был негласный принцип: от каждого по способностям, каждому по потребностям. У кого выявили способность к пению – тянули в хор, расставляя по росту, и строго следили за теми, кто «впустую» открывал рот. Если умел рисовать – поручали стенгазеты. Кто-то участвовал в играх и в спортивных соревнованиях. Если ничего не мог – больше купался, загорал или сидел под грибком дежурного у ворот.

2

Фамилия долгое время жила от меня отдельно: звучная и пугающая! Я слышал ее как бы со стороны, вместе с чьим-то шутливым удивлением. Такую фамилию нужно заслужить и, конечно же, нельзя опозорить!

Впервые я произнес ее на пионерской «линейке».

Помню, был торжественный день.

Тысяча красногалстучных огней на белых плечах, словно в партизанском лесу – сигнальные огни для самолета, который скинет с неба «светлое будущее».

Свежеокрашенные стены спальных корпусов источали дух горячей краски, предвещая знойный день. В голове пионеров мысли о ласковой речке, что блестела желтыми искрами за молодым сосняком.

Старшая пионервожатая командовала:

– Дивизия, равняйсь, смирно!

В центре «линейки» соорудили бетонный куб с отверстием. В него должны сегодня опустить и замуровать капсулу с письмом для будущих поколений лагеря. А вскрыть только через двадцать лет!

Старшая вожатая – красные змейки из-под воротника, – читала детям приговор времени. Ее взволнованный голос резонировал от безучастных сосен.

Неподвижные – под ярким солнцем – дети, заложники чьих-то надежд, слушали хмуро. Легкий ветерок рывками поднимал красное знамя на металлической мачте. Гудел трос, как толстая струна.

Я стоял на шаг впереди отряда и пытался запомнить текст письма. Но мешала мысль: куда же уйдет такая уйма времени. И разве может стать другой жизнь? Такие же пионеры придут, то же самое прочитают…

Издали донеслось, сливаясь с шумом изнывающих детей:

– Командирам отрядов сдать рапорта!

Шеренги пионеров уже расхлябались, красные пилотки клевали всяк на свою сторону.

– Отряд, равняйсь, смирно!

Торопливо бежал по асфальту, перепрыгивая через подставленные «ножки» пацанов из старших отрядов. Остановившись напротив вожатой, я прятал глаза под косой тенью от поднятой руки:

– Товарищ старшая пионервожатая!

Задирал лицо на высокую девушку, широколицую с задорными ямочками на щеках:

– Отряд «Отважный» на торжественную линейку, посвященную закладке письма будущим поколениям, построен!

Вожатая незаметно кивнула, терпеливо держа руку с изящно изогнутой ладонью. В синих глазах опасение, чтоб мальчик не сбился.

– Отряд! – взвился мой голос. – Наш девиз!..

Издали, не сразу, но гулким нестройным и догоняющим шквалом донеслось: «Нам никогда не будет шестьдесят, но лишь четыре раза по пятнадцать!»

Пока отряд выкрикивал в два приема свое детское бахвальство, я уже по-свойски переглядывался с вожатой, улавливая вместе с ней отдельных «петушков».

– Рапорт сдал! Командир отряда Сергей Пушкин!

Вожатая отвечала твердым голосом:

– Рапорт принял!

Обратно путь был также через «ножки». Вдогонку неслось приглушенное: Сергей-воробей!

Играл марш «Прощание славянки».

Нежная сила отрывала ноги от земли, и отряды – с командирами впереди! – медленно приближались к серому кубу. Миновав мачту с флагом, кто-то спешно развязывал галстук и расстегивал верхнюю пуговицу потной рубашки.

3

Сойдя с торжественного асфальта, отряд остановился в четком порядке возле наших корпусов. Вожатая ушла куда-то, оставив пионерский строй на меня:

– Ждите меня.

– Долго?

– Пока не переодевайтесь!..

Опять на жаре! Всем хотелось на речку. Или хотя бы на лавочки в тень. Особенно разъедал порядок Васька Пантелеев по кличке Понт. Он вообще не умел стоять на месте.