Читаем Ночные журавли полностью

Надя закручивала мочалку на запястье руки, поигрывая от удовольствия пальцами. А намылив косы, ласково отирала ими плечи, будто снимала недельную тяжесть.

Вся она, в оседающей пене, казалась мужу, будто утренняя вершина: когда озаренная солнцем, появляется из тумана ее невесомая трепетно-розовая плоть…

28

На круглом коврике под кухонным столом все еще дремал кот. Умаялся с ночи.

– Ну, как он? – спросила Надя про сына.

– Одно на уме…

– Училка эта?

– Пусть дружит, – звякнул ложкой Вася, – может, настроится дальше учиться.

– Ты уж прям в невестки наметил!

– Его дело.

Как-то странно и очень быстро исчезла пена восхищения, что привиделась в бане.

Жена говорила так, будто и он был чем-то виноват:

– Сам-то что не женился на училке? Их в школе у тебя, как семечек в тыкве!

– Ну, поменьше! – ляпнул, пока Надя накладывала тушеную капусту в тарелку.

– Не хватило?

– Да где там…

Надя возмутилась:

– Из-за тебя пролила, вечно ты под руку!..

Всю жизнь ревновала его к школе. Но высказывала редко, со смешком. Просто хранила где-то глубоко. И любовь свою к мужу тоже хранила, как достаток в доме. Оттого и работала от зари до зари. А Вася никогда ничего не хранил и чувств никогда не утаивал.

– Ты ж меня как прижала. – Он сделал вид, что до сих пор удивляется той встрече на тропинке. – Так и не рыпнулся больше… никуда!

– Ага, тебя прижмешь!

Вася встал и обнял жену:

– Ты-то всяко лучше!

Надя чуть отстранилась, показывая испачканные руки:

– Ну, не всяка! – повторила с легкой обидой. – Вчера лучше была! (Это после бани.)

Она так и осталась для него девчонкой в ситцевом платье, потерявшей корову. Вася вздохнул глубоко. Будто сочувствуя, мол, не нашла золотую жилу женского счастья с ним. Тянет лямку наравне, а то и поболе.

Надя улыбнулась, но сказала серьезно:

– С прорабом пьешь, так хоть бы работу сыну подыскал!

– Да там уж заканчивают.

– Говорил хоть?

– Были темы шире…

– Ага, мы-то узколобые! – послышались в голосе тещины нотки.

Вася резко поднялся и поцеловал жену в шею: атласная! Запах ее кожи – запах сада – вкус яблочной кислинки.

– Вчера была атласная, а сегодня – холщовая!

Опять напомнила о бане. У женщин все замешано на времени, как тесто на дрожжах. Если не случилось чего-то вовремя – не поднимется опара в нужную силу или вовсе сбежит…

– Скучает он один-то, – сказала о прорабе. И как-то странно вздохнула. Не жалеючи, а будто бы загадывая что-то про него.

Вася насторожился:

– Да, один сидит на острове.

– Надо его с моей сестрой познакомить.

– Зачем?

– А пусть к нам перебирается, – подобрела вдруг Надя.

Муж удивлялся все больше:

– Куда ты его… положишь?

– Вон летняя кухня стоит недостроенная.

– И что?

– Дал бы денег месяца за три, мы бы окна и двери вставили!

Вася посмотрел в окно, где из-за стога выглядывал маленький домик:

– Ну и чего он попрется туда? На скотном дворе – навоз нюхать!

– А что хорошего – в вагончике жить!.. Сестра в гости придет, она холостая, он – командировочный.

Вася вспомнил, что недавно еще хотел обрадовать жену своей догадкой. Но теперь угрюмое недоумение еще больше охладило его:

– И что?

– А то! Вчера под хмельком вон как на мне взгляд-то гасил…

– Так ты задом крути больше, – вспомнил муж. – Расперло ее на ночь капусту рубить!

– Кого расперло-то? Давай да давай: «по маленькой перед баней».

Вася гнул свое:

– Да еще встала так, задом: глядите-ка на нее!

– Взял бы да сам рубил! – обиделась жена, поняв, что замысел провалился.

– Ишь ты, – изумлялся Вася, – какую схему разработала! Долго думала-то?

– Всю ночь! Пока ты гужевал…

Опять к нему вернулось чувство похмельной тоски.

– Вот она деревенская хитрость: и не шита, и не крыта!

– А сам-то ты кто?

– Я сын чабана, – сжал кулак на груди. – У меня душа хитростей не выносит!..

За окном мелькнула чья-то голова. И слава богу! Оба поняли это и смолкли, ожидая, когда откроется дверь.

Это дочь Ирина вернулась из школы:

– Ну что, не нашли Зорьку? – спросила еще с порога.

Черные дуги бровей, как у взрослой девицы: ни красить, ни щипать не надо! А большие карие глаза с трудом терпели азиатский разрез:

– Решили, пускай на воле побудет? – сказала ворчливо, подражая интонации матери.

Сняла куртку и, глядя в зеркало, поправила белые кружева фартука:

– Всем волю дают, кроме меня!

– А тебе чего не хватает? – усмехнулась мать.

– Мне компьютер нужен, как у Игоря!

– А одного мало?

– Он не дает! Торчит целыми днями… Иногда только вечером успею немного, если он на свиданку пойдет!

– Ира! – возмутился отец. – Ты еще маленькая.

– Ага! – изогнулись тугие брови. – Кольца твои, допотопные, собирать не маленькая?..

Мать засмеялась, отец тоже улыбнулся. Дочь умела держаться с ними накоротке и себя давала воспитывать только на равных с обеих сторон.

– И много набрала?

– Нашла одно. – Дочь сжала кулак с хитринкой в глазах. – В бане…

29

В окно постучали: возле школы застряла машина с кирпичом.

Вася надел фуфайку, резиновые сапоги, ощущая в них неприятный холод. Вышел во двор.

Тучи все ниже давили солнце к западной гряде. С другой стороны небо гасила серая дождевая хмарь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги