Ноготки

Ее слова пронзают острее самого острого ножа. Медленно поворачиваюсь и вижу во взгляде дочери нарастающий страх. Неужели это и есть моя ненаглядная Кира? Моя милая и добрая малышка? От обиды на глаза наворачиваются слезы. Она считает меня монстром! Она меня боится! Могу ли я сейчас показать свою слабость, ту, что зовется материнской безграничной любовью? Просто упасть на колени и просить прощения за все, что не додала ей? А потом прижать к своей груди крепко-крепко и не отпускать. Это все, что приходит сейчас мне в голову: покаяние перед самым близким для меня существом на свете. Ради нее я готова на все. Делаю шаг назад, в комнату:

– Кира, дочка!

– Ты мне не мать! – вновь брошенные слова, сказанные с таким презрением, с такой недетской брезгливостью, останавливают мой порыв.

До порога меня провожает злорадно-торжествующий взгляд выдры. Антон, больше из спальни не показался. Почему-то мне кажется, что в этом, совсем виноват не стыд передо мной.

– Не думай, что я отдам тебе дочь, – говорю тихо, так, чтобы слышала только бывшая подруга. – Знаешь ведь, на чужом несчастье, своего счастья не построишь.

По ее лицу пробегает тень, но она тут же смахивает ее ухмылкой:

– А ты уверена, что была достойна этого счастья?

– Знаешь, – я смотрю на нее внимательно и пытаюсь понять, где и когда смогла так обидеть ее, но в голову ничего не приходит. – Видимо ты всегда была по натуре своей человеком, не брезгующим чужими объедками, просто тщательно это скрывала.

Ее это задело. В лицо бросилась кровь, и правое веко заметно дернулось. А в моей душе чуть потеплело. Каменная стена оказалась не такая уж и прочная.

Нет, это была еще не победа. До победы было очень далеко. Но я в нее верила.

Аэлита долго вздыхает. Жалеет.

– Дай ей время, – утешает она меня. – У нее трудный возраст. Ты должна понять.

– Я понимаю.

– Нет, – старушка имеет свое мнение на эту ситуацию. – Ты хочешь, чтобы она вот так сразу приняла тебя. Без проблем и обид.

– Но она моя дочь! – я не знаю, как еще донести мои чувства. Душа разрывается, и сердце не желает принимать происходящее.

– Понимаю, – Война опять вздыхает и гладит меня, как маленькую девочку по затылку. – Она твоя дочь, а ты ее мать. Но ты взрослая женщина, а она ребенок.

– В том-то и дело, что уже не ребенок, – протестую я. – Кира выросла.

– И тебе трудно в это поверить, – заключает она.– И мне ничего не остается, как лишь согласно качать головой:

– Вы правы. Трудно поверить, что это моя Кира.

– Все образуется. И на твоей улице будет праздник, – улыбается моя утешительница. – Нужно только набраться терпения и подождать.

Я была согласна с ее словами. Но, черт подери! Сколько мне еще ждать? Пять лет я только и делала, что ждала и вот, опять. Снова ждать и надеяться. Нет! Нужно действовать! Я не верю, что Кира настолько безразлична, настолько жестока. Она должна помнить, как я ее люблю. Вода камень точит, и я подберу ключик к ее сердечку. Я смогу. Нужно только время.

***

Надежда построить родительские отношения с Кирой рушилась с каждым днем. Дочь не желала принимать меня. Попросту бойкотировала.

Я обставила комнату новой мебелью, где для нее было все самое лучшее, сама же довольствуясь лишь раскладным креслом и парой полок в шкафу. На все попытки нормально поговорить она или отмалчивалась, или начинала кричать, что я здесь чужая, лишняя.

Две недели прошли как в аду. Мне казалось, что я просто начинаю тихо сходить с ума, ведь ни о чем думать, кроме как об отношениях с дочерью не получалось.

– Слушай, Белка, может тебе пока действительно уехать к тете, – посоветовала Алка при нашем очередном телефонном разговоре, когда я, опять начала хлюпать носом в трубку. – Пусть девочка немного отойдет, осознает, что ты теперь рядом.

– Как без меня она это осознает, Алка? Что ты несешь? – протестовала я.

– Ну, тогда может к психологу?

– Да я бы рада. Только как? Она и разговаривает со мной только через раз.

– Да, дела…. – подруга берет короткую паузу, но тут же добавляет: – Все-таки мне кажется, ты должна уехать.

– И сдаться? – злюсь я на Алку. – Ну, уж нет!

Но, после очередной Кириной истерики в мой адрес и брошенного прямо в лицо «я тебя ненавижу, лучше бы ты сдохла в тюрьме», все же решаю взять тайм-аут.

19

Я уже и забыла, как дышит осенью море. Мягкое солнце не жжет, лишь ласкает кожу, а природа еще не утратила летних красок.

После пяти лет проведенных в более суровых краях, наслаждаюсь бесконечными теплыми днями, и даже прохладные дожди, не вгоняют в уныние.

На пляже свободно, нет шумных компаний и громко кричащей ребятни. Купальный сезон вот-вот кончится, и они опустеют совсем. Но уже вечерами, когда, солнце касается горизонта, окрашивая синеву моря в пурпур и жемчуг, можно в одиночестве бродить по пустынному берегу.

Как бы хотела я оказаться здесь с дочерью! С тоской и сожалением понимаю, что место, где прошло все мое детство, Кира наверно и не помнит. Антон последние годы предпочитал проводить отпуск заграницей. Отдых на Черноморском побережье, да еще в селе, больше смахивающем на большую деревню, казался ему ниже достоинства.