Когда все сделано, Дэр облокачивается на стойку.
– Мне было весело сегодня, – говорит он.
Его глаза сияют, а тело напряжено, словно стрела.
Я киваю.
– Спасибо, что отвез меня в город.
В ответ он улыбается.
– Обращайся.
Он направляется к выходу, но по пути останавливается и поворачивается ко мне.
– Я серьезно, – добавляет он. – Мне бы хотелось повторить это. Снова сходить с тобой в то кафе и выпить содовой, например.
Он так прекрасен, когда стоит в солнечных лучах в моем дверном проеме. Я с трудом сглатываю, пытаясь подавить тот комок вины, который уже давно застрял в горле. Все мое существо жаждет ответить ему «да».
Но я не могу.
– Я… эм, –
Я отворачиваюсь, потому что мои глаза наполняются слезами, они горят. Я чувствую себя смешной и не хочу, чтобы Дэр снова видел меня плачущей.
Его голос раздается прямо надо мной, в каких-то пятнадцати сантиметрах.
– Калла, посмотри на меня.
Бессмысленным взглядом я смотрю на шкафы из орехового дерева, пытаясь не дать горячим слезам выскользнуть из моих глаз, потому что если немного потерпеть, то они сами высохнут.
Одной все-таки удается сбежать, и она предательски скатывается по моей щеке.
Дэр притягивает меня ближе, отпускает руку и смотрит мне прямо в глаза. Он так настойчив, так серьезен. Большим пальцем он стирает слезу с моей щеки.
– Ты тоже заслуживаешь того, чтобы жить, – говорит он мне, его голос звучит отчетливо и спокойно. – Ты можешь заботиться о Финне, но в то же время не забывать о себе.
Я не заслуживаю этого.
– Ты не понимаешь, – начинаю я, но останавливаюсь на полуслове, потому что это прозвучит слишком безумно, если я попытаюсь объяснить. – Ты не можешь так говорить. Ты ничего не знаешь, – вместо этого отвечаю я, мой голос жесткий и грубый.
Дэр проводит рукой по своим волосам, в глазах мелькает обсидиановый блеск.
– Полагаю, я действительно многого не знаю.
Затем он внезапно разворачивается и уходит. Он покидает меня.
Я ощущаю нарастающее беспокойство, пока протираю стол. Оно не исчезает, когда я включаю свет, когда иду в гостиную. И вдруг ко мне приходит осознание.
Он поступил так, потому что я разочаровала его.
А почему – я не знаю.
12
Duodecim
Я не видела Дэра несколько дней, что было странно, учитывая его место проживания. Но когда я вспоминала о том, как сильно разочаровала его, это уже не казалось мне странным.
Я слышала, как ревел его мотоцикл по утрам, возвращался же Дэр домой поздно ночью. Но вживую я не видела его семьдесят два долгих часа.
– Интересно, куда он отправляется каждый день? – однажды заинтересованно спросил Финн за завтраком, когда до нас донесся рык удаляющегося байка.
– Не знаю. Да и какое мне дело. Он оплатил сразу три месяца аренды заранее, поэтому, насколько я могу судить, мне до него не должно быть никакого дела до сентября.
Заранее за три месяца? Это интересно. Я обдумываю эту информацию, пережевывая бисквит. Это тот срок, на который он собирается остаться?
Я ощущаю на себе взгляд Финна, оценивающий мою реакцию, но он не получает ожидаемого эффекта. По непонятным даже для меня самой причинам не хочу, чтобы он знал, как много я мечтаю о Дэре Дюбрэе, как я провела эти три ночи в своей постели, вспоминая его голос и представляя, каково это – слышать его шепот рядом с собой в темноте.
– Чем собираешься заняться сегодня? – спрашивает у меня Финн, делая глоток апельсинового сока.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. А что ты предлагаешь?
Он наблюдает за мной через стакан.
– Можно было бы вместе сходить на кладбище.
Этими словами он наносит мне удар под дых, выбивая весь кислород.
– Зачем идти туда сегодня? – каким-то образом удается ответить мне, несмотря на то что у меня свело мышцы.
Наш отец непривычно молчалив.
Финн цепляется за меня взглядом.
– Потому что мы там ни разу не были. Не хочу, чтобы мама решила, будто мы забыли о ней.
Папа издает странный звук, словно он подавился, и берет со стола свою тарелку (которая, по удивительному стечению обстоятельств, является одной из 16 идеально подобранных китайских тарелок, подаренных им на свадьбу), а затем быстро исчезает за кухонной дверью. Я в ужасе смотрю на своего брата.
– Мама умерла. Она больше не может что-либо подумать.
Взгляд Финна непоколебим.
– Ты не можешь знать этого наверняка. Ты не знаешь, что она видит и чего она не видит. Так ты хочешь нанести ей визит сегодня?
В его голосе слышится что-то жесткое: тембр мягок, но в нем присутствует осуждающая нотка. Я с усилием сглатываю, потому что к такому разговору сейчас готова меньше всего.
– Я не могу… пока, – наконец, говорю ему я тихо.
Взгляд его голубых глаз смягчается, но он не отводит их.
– Не думаю, что со временем станет легче, – отвечает он.
Я встряхиваю головой.
– Я уже не надеюсь на это. Я просто… пока не готова. Только не сейчас.
– Хорошо, – соглашается Финн. – Чем еще ты собираешься в таком случае заняться сегодня?