Ноктюрны (сборник)

– Видишь, девочка… я очень болен и скоро умру. Плакать не нужно… Все в свое время должны умереть… да… Это закон природы… Вот я и хотел тебя видеть… чтобы сказать тебе… как я мучился все время… Я был несправедлив, но ты еще мала, чтобы судить об этом… Когда будешь совсем большая, тогда поймешь все… Я никогда не был злым, а делал великое зло… Понял это я слишком поздно, когда понял, что смерть уж совсем близка… И все так живут, потому что не думают о смерти…

– Папа, ты много говоришь… – строго заметила Настенька, подражая тетке. – Тебе вредно волноваться…

– Мне уже не может быть вредно. Не страшно, когда болит и умирает тело, а страшно, когда болит и умирает душа… Боже мой, как я думал все время о тебе, Настенька, и как опять любил…

– Я знаю, папа… Я тоже думала это же самое…

– Ты? Это же?

Семен Васильевич тяжело приподнялся, облокотился и заговорил, быстро роняя слова:

– Да, я думал о тебе… и думал о другой девочке… она тоже останется одна и тоже… Нет, я не могу… позвони…

Настенька позвонила. Вошла Варвара Васильевна.

– Варя, приведи сюда Сусанну…

Варвара Васильевна несколько смутилась, но, не желая тревожить больного, повиновалась. Она вернулась не скоро, и больной морщился, поглядывая на дверь. Наконец послышались шаги, и он облегченно вздохнул. Вошла Сусанна, одетая с дорогой простотой на английский манер.

– Сусанночка, это твоя сестра… Поцелуйтесь, детки… и помните, что вы сестры.

Девочки поцеловались и молча смотрели друг на друга. Больной сделал знак, чтобы Сусанночку увели.

– Ты ее видела, Настенька? – заговорил он, тяжело перекатывая голову на подушке. – Ты ее будешь любить?

– Я ее люблю, папа…

– Я это знал… У тебя добрая душа… Всех нужно любить… очень любить… и Анна Федоровна тоже добрая… Ах, Настенька, ты еще мала, и я не могу тебе объяснить всего, что передумал… Да, Анна Федоровна и хорошая и добрая, но… Нет, не могу!.. И добрый и хороший человек может делать злые вещи… А какая страшная ответственность за каждый шаг… мы тоже не думаем об этим, как не думаем о смерти. Быть справедливым у себя в четырех стенах – вот величайшая мудрость.

Он опять закрыл глаза от усталости. Настенька сидела на оттоманке, не смея шевельнуться. Ей казалось, что он заснул. Но он не спал, а, напротив, жил усиленно. Пред его глазами проносилась вся жизнь с ее мелким эгоизмом и большими несправедливостями. Он видел собственные мысли и мучился вдвойне. Это был собственный смертный приговор. Боже, если бы он мог подняться со своей постели и вернуться в среду живых людей… О, он принес бы с собой чудо любви… Он стал бы искупать наделанное зло, и все были бы счастливы. Но это было невозможно… Он должен понести страшную кару и умереть с страшной мыслью о покинутых девочках. Что ждет бедных деток?..

– О, Боже мой… – простонал больной.

В гостиной сидели Варвара Васильевна и Анна Федоровна. Они давно не видались и осматривали друг друга. Варвара Васильевна сильно похудела и поседела, Анна Федоровна продолжала оставаться красивой. Они несколько времени молчали, а потом Анна Федоровна неожиданно проговорила:

– Знаете, что сказал дядя Захар Ильич, когда увидел Сусанночку? Взял ее на руки, поцеловал и говорил: «Несчастная девочка»… Я тогда не поняла его, а теперь понимаю все… Семен безнадежен, и девочка будет расти сиротой.

Варвара Васильевна молчала. Она столько лет ненавидела эту женщину, столько лет мучилась из-за нее и не могла себе представить ее страдающей. Она уже вперед рисовала себе картину того, как Анна Федоровна останется красивой, молодой вдовой, добросовестно переживет период траура, а потом выйдет замуж за какого-нибудь немчика. Брат ей оставит целое состояние, и этого будет совершенно достаточно для будущего немецкого счастья. Анна Федоровна посмотрела на нее и улыбнулась.

– Я знаю, о чем вы думаете, Варвара Васильевна…

Она, действительно, угадала и повторила мысли Варвары Васильевны почти слово в слово, так что та даже покраснела.

– Да, вы думаете, Варвара Васильевна, что я выйду замуж и переживу поневоле то, что заставила пережить Семена Васильевича, и что в этом будет мое наказание за Настеньку… Ах, это ужасная вещь, Варвара Васильевна, и не дай Бог, с кем она случится. Вот вы не знаете того, какой несчастный человек каждая мачеха. Конечно, бывают счастливые исключения, но общее правило останется всегда… Со стороны это так просто, а с действительности нет ничего труднее. Я совсем не желаю в чем-нибудь оправдываться или извинять себя и, говоря откровенно, не желала бы повторять этот опыт в другой раз…

Это объяснение было прервано Настенькой, которая выскочила из кабинета вся бледная и перепуганная.

– Папа не дышит!..

Не мама

I

– Кто там, Ольга?

– Ришел этот… ну, баронеска ришел.

Чухонка Ольга осклабилась по неизвестной причине и даже закрыла свое квадратное лицо рукой.

– Что же ты докладываешь, глупая? Зови сюда скорее Катерину Петровну!

– Он ришел… Зачем его звал?