– Пальчик? – Смех мгновенно сменяется злостью. – Издеваешься? Смеешься надо мной? Дурачком прикидываешься? – Из глаз текут слезы, но мужчина не плачет.
– Ты не простишь себе. Я знаю. И ты знаешь. Просто пока не можешь себе признаться.
– Сердце! – перебивает мужчина назойливый голос. – Там скрывается вся правда. Только сердце.
– Не надо. Прошу. Может, еще не поздно все исправить.
Мужчина пыхтит.
Скулы движутся, ноздри раздуваются, глаза блестят. Он просовывает руку внутрь.
Легко.
Легче, чем он мог себе представить. Кости сопротивляются недолго и встречают локоть мерзким хлюпаньем.
Тепло.
Пальцы выдергивают и подносят к лицу сердце.
Нос вдыхает аромат. Кончик языка тянется лизнуть неведанный фрукт, а глаза встречаются с глазами любимой.
Она пристально смотрит на него. Такие живые, такие родные глаза.
– Глеб… – раздается женский голос.
Ее рот искривляется в улыбке, в такой же омерзительной, что мгновение назад была на мужчине.
Сердце выскальзывает и падает на одеяло.
Этого не может быть. Он всматривается. Нет. Она же мертва. Ножницы на полу. Кровь на простыне.
Показалось.
– Показалось, – говорит он сам себе и продолжает следить за ее глазами.
Пальцы гладят одеяло, находят между складок, грубо обвивают и сжимают все еще теплое скользкое сердце.
– Глеб.
Снова женский голос.
Ее голос.
Он смотрит по сторонам.
Пахнет кровью и смертью. Свежим кофе и круассанами.
– Сердце ключ ко всему. Классики врать не будут, – говорит он, закрывает глаза и кусает сердце любимой.
– Глеб, проснись.
Мурашки пробегают по спине. От страха, от холода, от волнения, от неожиданности.
– Проснись.
Ее нежный голос ласково просит проснуться, и он открывает глаза.
Утро.
Жена ставит чашку с кофе на стол.
– Ты стонал. Опять кошмары?
Мужчина кивает.
– Этот сон?
Он не отвечает.
Глеб вытирает мокрый лоб и садится на край кровати. Тапочки сами надеваются на ноги. Мужчина смотрит на цветочки на простыни, затем на свои ладони.
Руки все еще болят после ударов ножницами.
Проклятый сон.
Убить ту, что дороже всего на свете. Сожрать сердце любимой, чтобы убедиться в ее искренности. Что может быть страшнее и глупее?
– Глеб, хочешь поговорить?
Он поправляет резинку от трусов и подходит к столу.
– О чем?
Он произносит слова и чувствует отдышку. Он устал и измотан, словно это не он проснулся мгновение назад.
– О нем. О твоем сне.
Мужчина мотает головой.
Этот сон мучает его долгие годы.
Глеб хотел бы сказать, что уже привык к нему, но это ложь. К такому невозможно привыкнуть. Каждое утро после ночного кошмара Глеб как ребенок трясется от ужаса. Его пугает то, что он прекрасно знает, кто эта женщина из сна. Ему страшно еще от того, что он не может для себя решить, что хуже. Видеть себя во сне маньяком-убийцей, который безнаказанно раз за разом терзает свою жертву, или…
Нет.
Он боится собственных сомнений.
Боится, что медленно, год за годом, теряет контроль. И его беспокоит, что он так ни разу в своем кошмаре не убедился, любит ли его она на самом деле.
Его сон – отражение реальных сомнений.
И ему страшно от того, что он не знает, как бы поступил, будь сон реальностью. Устоял бы или сошел бы с ума?
Сомнения. Ревность.
Чувство вины.
Предательство. Утаивание.
Неплохо бы обратиться к врачу. Но Глеб уверен, что доктора для слабаков. И уж точно он не станет обсуждать сон с мозгоправом. И тем более не станет обсуждать сон со своей женой.
Мужчина берет кофе и отпивает глоток.
– Ммм. Спасибо. Очень вкусно, – говорит он и подвигает газету ближе.
Женщина садится рядом.
Она не пробует выпытать. Бесполезно. Она просто смотрит, как он завтракает и молчит. Пусть он не забывает, что рядом всегда есть кто-то любящий. Кто-то, кому не все равно. Пусть почувствует, что его любят, о нем заботятся и беспокоятся.
Почти двадцать лет она знает своего мужа.
Знает все его привычки, страхи и секреты. Знает, почему в цифровую эпоху он выписывает нелепые газеты. Что с тех пор как он бросил курить, обожает на завтрак круассаны и кофе.
Знает все тайны.
Она в курсе даже, что, перебрав на дне рождения своего сослуживца, он почти изменил ей с какой-то молоденькой девочкой.
Знает о нем все, кроме одного.
Он никогда никому не рассказывал о своих ночных кошмарах.
Из крана льется вода. Слив в раковине журчит.
Грубое щелочное мыло распространяет свой аромат и неохотно делится скупой пеной.
Я растираю шершавые пальцы.
Говорят, что такое мыло делают из пушистых беззащитных отловленных собак и кошек. Убивают бездомную зверушку, а затем растапливают жир в специальном котле.
Возможно, для этого и существует круглосуточная служба по отлову бродячих животных. Ловкие специалисты, виртуозы рогатины и дротиков со снотворным.
Нагретую в котле массу смешивают с гидроксидом натрия. Затем долго варят, готовят свой суп, пока не получится клеевое мыло. Остужают и вуаля – хозяйственное готово к применению.
Пальцы растирают уставшее лицо. Старая лампочка под потолком моргает, подрагивает.
Скорее всего история – миф. Проверка ничего не обнаружит. Слух о жестоких убийствах кошек и собак ради чистящего средства вряд ли правда. Но кто знает. Может, однажды…