Non Cursum Perficio (СИ)

-Хорошо, – тихо сказал Поль, взглядом разрешая Диксону бросаться навстречу собственной казни правдой. В его сложенных корабликом ладонях пребывала сейчас целая жизнь Камилло, отвергнутая им с восхитительным самоотречением ради мечты, которой уже не суждено сбыться. Все эти милые мелочи, маленькие якорьки, и эти ключи от далёкой квартиры, небрежно брошенные, словно старая змеиная шкурка... Вот только новой шкурки на Камилло уже не нарастёт.

И придётся возвращаться, и подбирать трясущимися руками, и как-то втискиваться обратно в это мёртвое, никчёмное бытие – за отсутствием иных вариантов. Грустно...

-Грустно, – сказал Поль вслух, бережно раскладывая вещи Камилло по карманам. Беленькая Селия смотрела на него из-под чёлки, спрятав руки за спину, с непонятным выражением: иногда маленькие дети смотрят так на хищников в открытой, по оплошности сторожа, клетке.

-Чего тебе, моль ушастая? – ласково спросил у неё Бонита недобрым голосом, и его очки хищно блеснули отражённым светом галогеновых ламп. Селия попятилась и помотала головой: «Нет, нет, ничего». По стене за её спиной, вкрадчиво и бесшумно, прополз медный провод толщиной в палец.

Поль отвёл глаза – ему не хотелось видеть смятого белого лепестка девичьего тела на полу. Даже зная, что иначе там валялся бы он сам.

Он переждал миг прокатившегося по Кирпичному сквозняка с хлопаньем дверей, голосами и мокрыми запахами оттепельной ночи. И, ступая на носках, двинулся по коридору к запасной лестнице. Тень с шалью на плечах и косами-бараночками преданно торопилась следом, не отставая ни на шаг... Не зная планировки интерната, Бонита, тем не менее, безошибочно чуял направление: перещёлк каблуков по гранитным ступенькам, тихий скрип двери с возмущённо дрогнувшими стёклами – и Поль ныряет в густую, как сметана, полную сырости и обещаний весеннюю ночь.

...А в это время, но в другом месте, из той же темноты, судорожно хватая ртом стерильный желанный кислород света, выныривает Нарцисса Иви. И долго стоит на крыльце, чуть кренясь под порывами ветра и озираясь дикими, круглыми глазами. Словно не веря, что вот она – здесь.

Что добралась, не исчезла по дороге среди серых молчаливых сараев Заднего двора, не сгинула в Бараках вдоль железки, не осталась лежать под насыпью в нефтяной луже и безглазо таращиться в равнодушное небо. Невыносимая прелесть бытия, оттенённая траурной рамкой не-жизни Рыжика, тихо выскользнувшего на свет следом за Нарциссой и тоже замершего напротив плексигласовых дверей. Здание интерната казалось ему большой банкой с формальдегидом, в которой плавают странные, привыкшие к этой среде обитания сущности. И смотрят на тебя оттуда, из-за чересчур тонкого стекла, то ли стремясь утащить, утопить в своём чуждом мире, то ли наоборот – просясь наружу. Как понять?..

-Ты ведь обещал ей, – нервно и резко сказала Нарцисса, топнув каблучком и отколов кусок льда со ступеньки. – Так иди же... не стой...

-Ladies first, – с недрогнувшим лицом отозвался Рыжик, и лишь где-то во тьме его глаз блеснула падающей звездой невесомая усмешка.

-Получится, как будто я тебя привела... – почему-то обиженно предупредила Нарцисса, толкая створку и проходя в холл, откликнувшийся щекотным эхом и сквозняками. Рыжик не без содрогания ступил в этот бестеневой мир, и аромат ландышей мгновенно впитался в чёрный шёлк его рубашки, в выцветающие растрёпанные волосы. Где-то наверху оборвались нити нескольких голосов, провисла пауза – а потом с этих нитей посыпались торопливые бисеринки шагов.

Знакомых Нарциссе: хрустальное цоканье высоких каблучков-рюмочек на синих туфельках Ливали. Знакомых Рыжику: аритмичное, чуть суматошное шарканье и постукивание поношенных ботинок Камилло, со шнурками разного цвета и длины.

-Это вы... я уже беспокоилась, честно. Нарси, ты могла мне сообщить... неважно, впрочем. О,..

Элен Ливали, с матово светящимся лицом рождественского ангела, вдруг запнулась, не зная, как ей обратиться к Рыжику. Перед ней стоял невысокий мальчишка, похожий на принца из книги Марка Твена, – принца, успевшего уже побыть нищим с пару месяцев, но принявшего этот удар с поистине королевским достоинством. Элен, как и её принципалке ранее, было неловко обращаться к нему фамильярно. Ливали чуть куснула нижнюю губу и всё-таки тепло улыбнулась:

-О, Рыжик, я так давно ждала тебя, правда! Ты устал с дороги, знаю. Но здесь, в Кирпичном, ты можешь чувствовать себя как дома...

-Даже. И. Не. Мечтай, – вбивая каждое слово, как гвоздь, глухо и страшно произнёс Камилло Диксон, стремительно подходя к Элен. Он даже сделал такой жест, словно собирался схватить главу Кирпичного за плечо и отшвырнуть со своей дороги – Элен, беззвучно вскрикнув, сама отшатнулась, непроизвольно закрыв лицо вскинутой ладонью. Растерянно взглянула на свою принципалку, словно прося помощи – а Нарциссе ниотчего вдруг сделалось душно и тягостно в знакомых, родных стенах.