Нооходцы: Cupri Dies (СИ)

— Не понимаю. Выражайся яснее, мать твою!

— Его обработали свои же.

По мере того, как мгла внутри моего черепа бледнела, в оживающих конечностях загоралась нудная, тупая боль. Поначалу терпимая — такая, будто я всего лишь перестарался с тренировками — но к тому моменту, как мне удалось открыть глаза, мышцы свело так, что захотелось орать. Я бы так и поступил, если бы мог двинуть челюстью.

Сквозь мутную пелену реальности-без-очков я видел только пятна света — кажется, окна? — и что-то пёстрое на некотором расстоянии от себя. Взгляд фокусировался очень плохо — всё осложнялось тем, что дышать я мог только в треть силы, и лёгкие отчаянно требовали своего. Их жгучий голос прорывался даже сквозь мучительные спазмы в руках и ногах.

В белёсом тумане возникло что-то большое и тёмное, неожиданно ярко напомнившее мне детский страх. Когда-то давно бабушка рассказывала легенду о монстре, который пожрёт солнце, и вот сейчас мутная тень поглощала луч за лучом, а её серое щупальце тянулось ко мне…

Паника сломала оковы боли, и я заметался на своём ложе, зачем-то пытаясь звать на помощь, но вместо этого давясь хрипом и мычанием.

— Очухивается! — обрадованно гаркнул кто-то вне поля моего зрения. — Милли, побудь с ним, я сейчас вернусь.

Скрип, запах дождя, глухой стук… Тень окончательно закрыла свет, приблизилась ко мне и дотронулась до моего плеча. Резкий аромат мужского парфюма будто сорвал оковы с моей грудной клетки, и я глубоко вдохнул.

Больно, по-прежнему больно, но хоть кислорода хватает.

Тень вдруг охнула, потянулась куда-то в сторону, а затем к моему лицу, и окаменевшая кожа слабо ощутила холодное прикосновение металлической дужки. Глазам сразу стало легче, предметы обрели более чёткие очертания, а тень превратилась в Милли Макферсон, одетую в графитного цвета пальто.

— О, моргаешь, — сказала царица «Джейлбрейка», — хвала Иисусу.

— Где… я?

Губы двигались так трудно, точно мне зашили рот, и ради каждого звука приходится преодолевать сопротивление нитей.

— В безопасности. Живучий ты парень. Терри сказал, тебя так отделали, что ты можешь и не очнуться.

— Как я… как вы… меня…

— Где я тебя подобрала, ты спрашиваешь? У порога своего бара. Ты выглядел так, словно приполз туда и вырубился. Помнишь это?

— Н-нет…

— А то, что с тобой произошло?

Помню ли я эту драку?

Помню ли я магию Тансерда, разом вытягивающую звуки из окружающего мира? Помню ли я сумасшедшую пустоту в висках и обманчивое чувство невесомости в воздухе, который стал твёрдым, как алмаз? Помню ли я головокружение от мгновенной декомпрессии и багрянец, окрасивший мир в следующую секунду?

Ублюдок. Использование кессонного удара было запрещено Вендевой Бельторн ещё до моего рождения.

Лучше бы он просто меня застрелил…

— Эй, парень, ты здесь?

— Да.

Боль продолжала грызть тело, но я сумел, наконец, пошевелиться. Почему, чёрт возьми, Тансерд оставил мне жизнь? Он же вроде хотел со мной покончить, ведь последним шансом на спасение я не воспользовался?

Кессонный удар либо убивает на месте, либо оставляет человека овощем. Но я определённо жив: судя по движущимся пальцам на ногах, меня не разбил паралич, а по тому, что я вообще пришёл в сознание, до состояния кактуса в горшочке мне далеко.

Так что же случилось — сэр Джеффри ударил вполсилы? Намеренно ли? Последнее предупреждение?..

— Мадам, — слова постепенно давались легче, — при мне… были предметы… из меди.

— Всё на месте, — вмешался незнакомый мужской голос, который я слышал до этого. — Не переживай, вернём в сохранности.

Страдая от колющей боли в шее, я обернулся к источнику голоса. Им оказался мужчина с пыльно-рыжей косичкой и телом в неразборчивых татуировках — по крайней мере, на открытых частях. Несмотря на то, что в помещении было прохладно, он носил только рваные джинсы и потёртую кожаную жилетку.

— Это Терри, — кривясь, проговорила Милли. — Мой бывший муж. Скажи ему спасибо, он тебя вытащил.

— Не я. — Терри резко отмахнулся. — Я же объяснял. Парень, ты явно способен меня понять, поэтому слушай: в тебя били насмерть. Ты не должен был встать, сечёшь?

— Но как…

Резь в горле заставила меня закашляться. Терри будто только того и ждал, шагнув ко мне с дымящейся кружкой, от которой исходило блаженное тепло. Запахло травами.

— Что это?

— Ничего особенного, просто чай. Сможешь удержать?

Взглянув на свои трясущиеся руки, я засомневался, и Терри, по-видимому, тоже. Нимало не смущаясь, он припал рядом с моей постелью — довольно низкой, как оказалось — на колено и придвинул кружку прямо к моим губам.

Несколько глотков разом сделали мир более приятным местом: дыхание полностью восстановилось, и даже залитое гипсом лицо что-то почувствовало.

— Почему я жив?

— Имей в виду, я не такой мастак, как твои Исследователи.

Бывший муж Милли встал и с ловкостью фокусника избавился от пустой кружки. Я даже не заметил, куда он её дел — Терри просто отвернулся, а потом его руки оказались свободными. Неожиданно зацепившись взглядом за крупную пряжку в виде кельтского креста на ремне, я на секунду забыл и о боли, и о слабости.

Пряжка была медной.