Помнится, продвинутая советская интеллигенция, в семидесятые увлекавшаяся йогой, Шамбалой, сыроедением и восточными единоборствами, стала ездить по воскресеньям за колодезной водой с канистрами. Их считали чудаками.
В советское время больше выпивалось водки, чем воды. Начинать день со стакана воды тогда было как-то не принято. Это позволяли себе только сельские жители. Мой дедушка, проживший долгую девяностодвухлетнюю жизнь, начинал день с ковша колодезной воды. В городах же советское утро начиналось с чая, кофе и какао. Во время застолий простую воду на стол тоже не подавали. “Боржоми” – пожалуйста. Или какой-нибудь самодельный сладенький морсик.
Сейчас мне невозможно представить свое утро без пары стаканов живой родниковой воды. Знакомые европейцы выпивают огромное количество воды. Одна немецкая художница как-то призналась, что выпивает за день литров шесть. Другой приятель, парижанин, пьет воду непрерывно. “Это для меня как дышать!” – говорит он. Много воды со льдом выпивают японцы и американцы.
В общем, в двадцать первом веке как-то пробивает человечество на воду.
Был бы жив Чехов, написал бы он рассказ “Пить хочется”.
Водка
Могучая тень великого русского гедониста Гиляровского, возбудившая snobщество на продолжительную и слюноточивую дискуссию о еде и о человеческих пределах в ее поглощении, напомнила мне об еще одном продукте, не менее важном для нашего российского бытия.
Неутомимый дядя Гиляй, смело посещавший не токмо роскошные рестораны, но и все круги ада московских трущоб и водивший туда ярких представителей либеральной и консервативной интеллигенции, в местах сих (например, в жутком хитровском притоне “Каторга”) заказывал неизменно полбутылки водки и полдюжины печеных яиц. Выпивал водки, закусывал яйцами, смотрел по сторонам. И, надо сказать, выпивал, не боясь отравиться этой водкой. Потому что даже в “Каторге” она была вполне приличной.
Собственно, разговор пойдет о нашем национальном продукте.
Начать хочется издалека. Я не большой любитель пива и пью этот напиток достаточно редко. Но каждый раз, оказываясь в Мюнхене, я выпиваю высокий бокал пшеничного нефильтрованного Weissbier. И надо признаться, побуждает меня на это в большей степени даже не только вкус этого напитка, а неизменность этого вкуса. Этот вкус не поменялся для меня с 1989 года, когда я впервые попробовал это пиво в мюнхенской пивной, глядя в телевизор, где сокрушали Берлинскую стену. И каждый раз, делая первый глоток сквозь толстую пену, я как бы одновременно путешествую в достопамятный сокрушительный 1989 год и в мир платоновских идей: вот она, Идея Нефильтрованного Пшеничного Пива, явленная во всей своей чистоте, абсолюте и неизменности!
Точно так же можно кому-нибудь, пригубив какого-нибудь итальянского диджестива, например “Аверно” или “Лимончелло”, совершить путешествие во времена д’Аннуцио, Маринетти и первых манифестов декадентствующих футуристов, а глотнув абсента – оказаться в студенческом шестьдесят восьмом или еще раньше на Монмартре, в компании Безумной Кики, Пикассо и Модильяни.
Неизменность качества любимого напитка наполняет самого несчастного из людей Покоем и Волей. “Хоть это не обманет”, – говорится в таких случаях.
Ну а теперь о нашей русской водке.
Прожив 1992 год в Берлине и вернувшись на родину, я задал моему шурину Коле, встречавшему меня в Шереметьево, сакраментальный вопрос, который задают все пьющие национальный напиток соотечественники после долгого путешествия:
– Какую водку
Коля всерьез задумался. И назвал два сорта водки.
– Все остальное лучше не пить, – добавил он.
И это остальное действительно обескураживало. Его было страшно много. Войдя в супермаркет и увидев стеллаж с водками, я представил священный ужас Венички Ерофеева, воскресшего и созерцающего это разнообразие водочных имен. Больше всего тогда меня потрясла водка “Сальвадор Дали”.
Год я смело покупал и пил те два сорта. Но вскоре они стали напоминать разведенный водой спирт и вошли в разряд “это лучше не пить”, а их место заняла еще какая-то водка. И так продолжалось каждый год. И продолжается по сей день. Как смена русской власти – бывший властитель, в которого верили, которого любили, оказывается дрянью.
И опять я задаю друзьям этот почти метафизический вопрос:
– Что можно пить сейчас?
И каждый называет свой сорт. И доказывает мне, что
Андрей Макаревич угостил меня водкой, изготовленной одним предпринимателем в качестве опытного образца для вступления в наш водочный бизнес. В бизнес по ряду причин он так и не вступил, а водку раздал друзьям. И надо признаться, она была прекрасной. И, благополучно растворившись в желудках друзей, канула в Лету.
Так что вопрос “Что пить?” для каждого россиянина по-прежнему остается открытым.