Нормандский гость

Людовика принесли, раздели и, по требованию врача, уложили в постель ничком. Затем начался осмотр. Лекарь ощупывал, поглаживал, надавливал то тут, то там, хмурил лоб, думал сосредоточенно и снова принимался щупать позвоночник от шеи до крестца. Наконец объявил, что должен посоветоваться с коллегой, есть сомнения. Того привели, вкратце объяснили суть и оставили обоих колдовать над безжизненным телом короля. Вышли все, кроме Эммы и Карла. Эти — ближайшие по родству и первыми должны знать всё.

Они смотрели, ни во что не вмешиваясь, слышали непонятные слова, видели, как оба врача перевернули Людовика на спину, вновь начав обследования, и думали каждый о своём. В сущности — об одном и том же: гибели! Сначала династии, потом своей. Эмма, бледная, сидя в кресле, глядела на серые квадраты мраморных половых плит и чувствовала, как дрожат пальцы и стучит в висках. Если Людовик умрёт — она станет никем и будет никому не нужна. Тем более, Карлу, которому, догадывалась, никогда не стать королём. Не говоря о вражде меж ними.

А Карл думал: если племянник умрёт, предстоит тяжёлая борьба за трон. Шансы ничтожно малы, он знал об этом. Всему виной Лотарь. Короновав сына, когда тому едва исполнилось тринадцать лет, он окончательно убрал с дороги младшего брата, а потом и вовсе выгнал. Эмма постаралась. Кто теперь признает его королём? Чтобы этого добиться, нужна сила. У Карла её не было. Он был беден, без связей, без друзей.

В невесёлых думах оба сидели, не глядя друг на друга.

Родственники в прошлом, ставшие жертвами козней Лотаря, ныне лишь знакомые, в будущем они и вовсе станут врагами. Если, конечно, не изменится обстановка. В противном случае Эмма попросту уйдёт в забвение, коли не протянет деверю руку дружбы. Но не похоже, что так случится, слишком зол Карл на неё. Другому кому-то суждено сблизить этих людей, постороннему, не имеющему отношения к их династии, но нужному одновременно и тому, и другому. Найдётся ли такой человек? Станет ли возможным этот союз и не будет ли уже поздно?.. Вопрос будущего. А пока жив ещё последний король.

И оба, хмуря брови, затаив дыхание, ждали приговора суда. Судьи — двое, те, что склонились над телом короля. Те, в чьих руках ныне судьба династии, кто одним лишь словом может изменить ход истории. И кому это дано? Простому лекарю. Неисповедимы, воистину, пути человеческие и господни на этом свете. А двое родичей, под одним из которых горела скамья, под другой кресло, оба без кровинки в лице, с надеждой и страхом глядя на судей, уже чувствовали, что впереди их ждёт нечто не менее страшное, чем сама смерть — забвение!

И приговор прозвучал. Врачи повернулись, посмотрели на Эмму, потом на Карла. Один из них сказал:

— Положение безнадёжное: перелом позвоночника у основания черепа. Выбиты первый и второй шейные позвонки. Паралич тела, конечностей и расстройство дыхания как следствие разрыва спинномозгового столба. Кроме того, перелом спинных позвонков и разрыв седалищного нерва. И последнее: мочеиспускание нарушено, мочевой пузырь переполнен. Больной ещё может прийти в сознание, но ненадолго.

— Ненадолго? — вскричала Эмма, вскочив с места. – А потом?..

Врач посмотрел ей в глаза и опустил голову.

— Неужели ничего нельзя сделать? — бросился к нему Карл. — Нет никакого выхода?.. Пусть малейшего!..

— Для этого надо вскрывать тело короля и отводить мочу...

— Так вскрывайте!

— Церковь запрещает это. Без позволения епископа нельзя производить такие операции над помазанником божьим.

Карл поглядел на королеву-мать.

— Вскрывайте! — закричала она. — Некогда ждать епископа! Я даю разрешение!

— Только опытный хирург смог бы взяться за это. Нам не под силу, — развёл руками врач. — Больной очнётся... Нужен наркоз, ведь резать придётся по живому... Смерть от болевого шока — не лучший выход.

Тут он обернулся. Коллега тянул его за рукав, указывая другой рукой на лицо короля. У Людовика были открыты глаза...

Увидев это, врач покачал головой:

— Да и поздно уже. Открытые глаза — признак скорой смерти. Моча, кажется, вырвалась наружу и затопила...

Не слушая его дальше, Карл и Эмма бросились к Людовику и склонились над ним, глядя в его лицо. И оба отшатнулись. На них смотрела с подушек восковая маска мертвеца. Но глаза ещё жили, шевелились и губы. Однако они не произносили ни звука, а глаза уже заволакивала мутная пелена.

Карл, с лицом едва ли краше, чем у короля, поглядел на врача.

— Ему нужен священник, — сказал тот.

Карл бросился к дверям, раскрыв их, закричал:

— Священника! Скорее!

— Он уже здесь, — сказал рядом Гуго. — Я знал.

И они торопливо вошли: святой отец, герцог франков, за ним придворные, с ними Можер и Вия.

Но Людовик уже не мог покаяться. Зрачки его вспыхнули на миг, увидев распятие в протянутой руке, губы шевельнулись и потянулись кверху, к кресту — последнему, что он успел увидеть в жизни. Священник торопливо забормотал отходную молитву и поднёс распятие к самым губам короля. Они коснулись его, прошептали что-то... и застыли навечно вместе с потухшими глазами.