Эмме осталось совсем немного, несколько шагов. Она уже видела дверь, над которой красовался гипсовый лев с ланью в зубах. Покои Можера. Сюда она шла; к нему стремилась с того самого дня, когда впервые увидела нормандца. Час настал. Её час. И она вся трепетала, воображая, какой будет их встреча и как она будет дарить ему свою любовь, своё тело — исстрадавшееся, истосковавшееся, дрожащее от одной только мысли, что ещё немного — и она упадёт в объятия, которых так долго, так мучительно ждала...
Внезапно она вздрогнула. Застыла лиловая мантия, замерли полусапожки. Вблизи послышался звук шагов, крадущихся, но всё же слышимых. Ещё миг — и человек покажется из-за угла, где окно и где коридор обрывается. Здесь, направо — лестница, ведущая вниз. Именно по этой лестнице и стучали шаги. А рядом, под углом к покоям нормандца, другая дверь — в комнату Вии. Не она ли это торопится к себе?
Желая избежать встречи, Эмма укрылась в нише. И решила: появится девчонка — пусть пройдёт. А она выждет немного — и в другую дверь, что со львом.
Женщина — а это была она, королева-мать безошибочно умела узнавать по звуку шагов — показалась из-за угла и, на этот раз не крадучись, смело пошла вперёд. Эмма угадала, это и в самом деле оказалась Вия, которая, как могло показаться, шла к себе. Но не к себе. У Эммы упало сердце, когда Вия прошла мимо своих покоев и остановилась подо львом. Потом постучала. Из-за двери послышался шум, чей-то громкий недовольный голос, и она открылась. Голос тут же изменился на приветливый. Вия быстро юркнула внутрь, дверь закрылась, и всё стихло.
Скрипнув зубами, королева-мать развернулась и торопливо пошла прочь. Придя к себе, позвала камеристку.
— Лоранс ко мне! Быстро! — приказала ей.
Та исчезла. Вскоре появилась Лоранс.
— Скажи, — обратилась к ней Эмма, — хорошая ли я королева?
— О да, ваше величество, — в удивлении захлопала глазами статс-дама.
— Обижала ли я тебя когда-нибудь? Только честно, не лги, не обижусь.
— Никогда, государыня...
— Делала для тебя что захочешь, не спрашивая — зачем, для чего?
— Конечно же, спору нет и я, право, удивлена...
— Значит, ты предана мне и любишь меня?
— Как можно сомневаться в этом, ваше величество? Ведь вы знаете, я по первому зову явлюсь и выполню любой ваш приказ.
— Что бы ты сделала с человеком, оскорбившим меня, посмевшим насмеяться надо мной, наплевать в душу?
— Господи, да разве есть такой?
— Да, моя милая. Так ответь, я жду.
— За ответом ходить недалеко. Ваше величество прекрасно знает, мне незачем говорить. Назовите лишь имя.
— Юная музыкантша, любимица моего сына.
— Вия! — воскликнула Лоранс.
— Ты смущена? В нерешительности? Страх закрался тебе в душу?
— Перед королём. Если он узнает, с меня живой сдерут кожу.
— Ему не узнать. Тайной владеем ты и я. Главное — держать язык за зубами, а в остальном я твоя заступница перед Богом и королём. Всё понятно? Ты готова действовать?
Я сделаю всё, что прикажете, государыня. Повелевайте.
— Уничтожь эту девчонку. Ты знаешь как, у тебя есть яды.
Лоранс поразмыслила, покачала головой:
— Дело сорвётся: она знахарка и знает противоядия.
— Тогда — кинжал! Но не сама, скажешь Эсхару. За горсть золота он проберётся к самому папе и перережет ему горло.
— Я поняла, — кивнула статс-дама и коротко спросила: — Когда?
— После охоты. Не хочу раньше времени расстраивать короля. Теперь ступай. Завтра у тебя будет целый день, чтобы разыскать в городе твоего Брута.
— Покойной ночи, ваше величество, — поклонилась Лоранс и исчезла.
— Мерзавка, — размышляла вслух королева-мать, — так ты посмела переступить мне дорогу? Ведь знала, что я люблю нормандца, тем не менее не сделала для себя вывода. Решила пойти мне наперекор? Так пожалеешь об этом. Но я не стану тебя пытать, к тому же сын может разнюхать. Я просто убью тебя. И считай это милостью, потому что умрёшь без мучений. Что до заговорщиков, то, полагаю, тревогу бить рано. Но я возьмусь за них, когда факты будут налицо.
Глава 19. Санлисский лес
Утром 20 мая замковый двор шевелился и гудел будто потревоженный улей: конское ржание, лай собак, перебранка, шутки, чьи-то приказания... Сверху поглядеть — настоящий муравейник, его обитатели копошатся, мечутся, бегут куда-то. И повсюду слышится одно, как разгадка всему — псовая охота! Любимое развлечение Людовика. Питал он слабость и к соколиной охоте, но устраивал её чаще по просьбе фрейлин — любительниц скакать по полям с соколом или ястребом на руке. Ныне же было иное: вместо полей — леса, вместо ловчих птиц — своры собак, которых псари уже держали на поводках. Один из них, доезжачий, держал борзую ищейку, она-то и должна была по следу отыскать лежбище вепря либо место его кормёжки.