Обычно говорят о мусульманских террористах, Народная душа которых, стиснутая рамками «параллельного общества» беженцев, попросту оказывается не на своем месте и потому «рвет удила»: Народный Архангел зовет «своих» домой. Наилучшей перспективой развития
для приехавших в Норвегию (и в целом в Европу) беженцев была бы их поголовная депортация обратно. Вместо этого негр надевает национальный норвежский костюм и, танцуя, поет на своем урду о своей патриотической любви к… африканскому отечеству. Смешение воздействий различных Народных душ (в Швеции, например, живут сегодня представители более пятидесяти наций) на таком тесном географическом пространстве, как Норвегия (или даже Европа) чрезвычайно затрудняет правомерную в данной местности работу Народного Архангела, все чаще и чаще вынуждая Его отступать от своих задач. В целом по-своему гениальный план «мировой закулисы» расчитан на повсеместное ослабление и в конечном итоге отступление Народных душ от своих народов, под лозунгом «глобализации» и «демократии», что на деле означает попросту гибель наций.Ежегодно семнадцатого мая «вся Норвегия» озадачивается празднованием дня национального единства, которому вторит песня «Мы любим эту страну». Трудно себе представить более глупое и циничное зрелище: машущую норвежскими флагами афро-арабо-латино-китайскую толпу. Королева тоже машет со своего балкона, и все вместе любят одно и то же
: чтобы и завтра было так же, и послезавтра… больше того же самого! И когда последний, еще не потерявший разум норвежец спросит, озираясь по сторонам: где же Норвегия, никто не даст ему никакого ответа. Этот ответ он найдет лишь в самом себе: вокруг лишь смерть. «Мы любим эту страну, мы, паразиты и вымогатели со всего мира, мошенники и каннибалы, мы тут вовсе не гости, мы – хозяева, но вы пока работайте на нас, работайте!»Рассудочные истины, которыми закупорено сегодня мышление девяности девяти процентов «граждан», создают некую иллюзию порядка, охотно называемого то «шведским социализмом», то «норвежской моделью развития», и иллюзорность этого «порядка» состоит в том, что человек здесь рассматривается лишь как физическое тело
, вне своего культурно-исторического наследства, духовного потенциала и какой-либо национальной задачи. Учредители такого «порядка» нисколько не сомневаются в том, что если пропустить через одну и ту же школу, одинаково одеть и накормить сомалийца и этнического норманна, то получится одно и то же: некий духовно-душевно отшибленный, без нации, расы и воспоминаний о прошлом, тотально компьютеризированный, удобный в обращении автомат. Но одно и то же не получится, ведь даже цвет кожи, и тот определяется Я, и само это Я проделало совершенно различный путь развития у сомалийца и у норманна. Более того, среди расквартированных в Норвегии представителей находящихся в глубоком упадке рас – среди негров и малайцев – есть и такие крайне ослабленные экземпляры, которые вообще впервые воплощены на Земле, но и к ним также обращен лозунг «интеграции». Безумие таких устремлений очевидно. Окажись однажды «приезжие» в большинстве, и от национальной норвежской задачи ничего не останется, она попросту утонет в нарастающем хаосе требований иных Народных душ. Интеграция, о необходимости которой постоянно долдонят политики, есть чистейшая иллюзия рассудка, и поскольку сегодня никакого иного мышления, кроме рассудочного, в обществе не задействовано, идея интеграции – под крышей экономических законов – выглядит для поверхностного взгляда правомерной. Схема ингеграции предельно проста: национальность подменяется гражданством. Здесь уместно напомнить программу Адольфа Гитлера, в которой ясно сказано, что немецкое гражданство может получить только этнический немец, тогда как проживающие в Германии иностранцы могут удовольствоваться лишь статуса «дружественной персоны». Аналогичную позицию занимало в Норвегии правительство Квислинга, и в обоих случаях немецкой и норвежской Народным душам были созданы приемлемые условия для работы со своим народом. Но если кто-то сегодня говорит об этом вслух, его немедленно проштемпелевывают как расиста и нациста. Как раз в этом-то и заключается демократическая «свобода слова»: «свобода» выражать мнение своего убийцы.