Больные лежали в палатах и в коридорах, в основном прямо на полу, на тонких подстилках, которые с точки зрения гигиены разумнее было бы немедленно сжечь. Холерные стонали, их несло в оба конца, запыхавшиеся же целители, как я заметил, лечили страждущих не магией, а грелками и травяными отварами. Вода из насоса текла ржавая и пахла железом, но это был далеко не самый худший запах из царящих в бараке. Я бродил со своей шваброй, паршиво убирая все, что требовало самого срочного убирания, потом меня подрядили разносить выздоравливающим липкую серую кашу в жестяных мисках, а когда обед закончился, я снова вернулся к тряпке. Иногда в барак забегали игроки, чаще всего паладины, жрецы и друиды, быстренько лечили десяток-другой пациентов и смывались, видимо, квесты делали. От друидов пытались отползти даже те больные, которые до того вообще не подавали признаков жизни: прославленная друидическая лечебная магия была хорошо известна и тут, мало кому понравится, когда тебя пронзают насквозь десятком веток пусть даже с самыми благими намерениями. Должен, однако, отметить, что никто из больных противу ожидания так и не умер, всякий завалившийся к нам полутруп, полежав на подстилке в судорогах пару часиков, потихоньку переставал вопить, с аппетитом полдничал и уходил на своих ногах, уступая место следующему страдальцу. Последнее, пятое очко милосердия капнуло мне, когда я протирал мокрой тряпкой жирную старушку-матершинницу, которая успела проклясть всех здешних коновалов (и меня в первую очередь) до седьмого колена. Сдав санитару орудия своего милосердного труда, я вырвался на свободу, и даже прокопченный воздух ночного Шоана показался мне сладостным.
Здешняя ночлежка была еще хуже, чем ноблисская, но воды я там все-таки раздобыл, целых два кувшина.
***
– Вот, – сказал утром Ратон, протянув мне большой увесистый сверток, – только что от прачки, один из моих личных парадных костюмов. Ты разберешься как его надевать, или нуждаешься в ассистенте?
– Разберусь, – сказал я и опять поднялся в номер,
Хотя разбираться пришлось дольше, чем я рассчитывал, например, необходимость подвязать сползающие чулки лентой под коленками была как-то мною упущена. Ратон только крякнул, увидев каким красавцем я спустился в лобби.
– Пояс поверх рубашки, жабо нужно развернуть, отколов вот эту булавку, и прости, друг, но штаны ты надел задом наперед.
Я плюнул на условности, снял короткие бархатные штанишки и натянул их снова прямо тут. Банты на лентах мне завязал Ратон, потому что это уже было за пределами моих возможностей. Потом я попытался упасть с лестницы, но был подхвачен куратором.
– Не такой уж и высокий каблук – сказал он. – поучись на них прямо тут ходить… Нимис, ты же не модель на подиуме, ты грубый мужик-воин. Шагай широко и уверенно, каблуки вбивай в землю.
Сам Ратон тоже выглядел, как сбежавший из кондитерской лавки торт, свои короткие черные волосы он прикрыл париком со льняными кудрями до пояса, а штаны у него были еще короче моих и, кажется, набиты ватой.
– Я видел графа Ноблисского, – сказал я, – и он был одет, как нормальный человек почти. Зеленый бархат, серебряная вышивка, ботфорты.
– У нас билеты на светское, парадное, формальное мероприятие. Конечно, туда можно явиться и в более повседневном костюме, но если тебе нужны три очка любезности, то изволь соответствовать всем стандартам. Как, приноровился к каблукам? Тогда пошли быстрее, нам еще к парикмахеру нужно успеть до начала и к учителю танцев.
– Может, лучше снова в холерные бараки? – простонал я.
Волосы мне раскаленными щипцами завили в рыжие стружки, а учитель танцев за двадцать золотых навесил мне на четыре часа бафф «менуэта, вольты и гавота», я без понятия что это, про менуэт только что-то слышал.
Благотворительный бал и благотворительная ярмарка в пользу «Шоанского общества призрения шахтерских сирот» считался мероприятием общедоступным, если вы, конечно, могли заплатить за билет по двести пятьдесят золотых с носа, я уж не говорю про парадные костюмы. Пройдя в зал, я несколько успокоился: большинство присутствующих мужчин выглядели такими же чучелами в бантиках, как и я. Вдоль стен стояли увитые белой кисеей палатки, в которых декольтированные барышни торговали печеньем, вязаными салфеточками и акварельками, изображавшими цветы и птичек. Вокруг палаток толпились кавалеры, перешучивались с дамами. Игроков было значительно меньше, чем неписей, но тоже немало.
– Ты как насчет комплиментов? – спросил Ратон.
– В каком смысле?