Мы моемся в горячей воде – мне уже не приходится инструктировать экипаж, как действуют краны, поскольку такие же были и на драккаре. Мы переодеваемся, едим, пьем пиво.
– И что теперь? – спрашивает Грюнальди. – Я тебе рассказывал, как оно здесь. Посмотри только на все это. Еда слишком хороша. Вода слишком чиста. Дома слишком велики. Тот сад, который я видел, тоже слишком красив. Это неестественно. Скажу тебе, – он тычет в меня обгрызенной костью, – что этот Песенник – как морская плоскуда, подманивающая в глубинах рыб красивыми огоньками. Эта еда: ты нюхал, пробовал и говорил, что она неотравлена. Но я не знаю, сумеем ли мы вообще проснуться утром. В моей комнате растут цветы! Зимой! Кто мог бы выстроить нечто подобное? Сколько нужно денег и времени, чтобы натесать столько камня!
– Ты чувствуешь себя странно? Как тогда, в саду? – спрашиваю я. Если у Грюнальди и правда аллергия на магию, он бесценен. Прекрасный, живой датчик.
– Нормально. Я плыл по бурному морю. Мы высаживались на скалах. Я взбирался по стене. Убил одного мужа и трех свалил. Меня сбили с ног. Потом мы сражались на набережной. Я получил стрелой в спину. Вышли почти целыми, но теперь у меня перевязанная рука. Я знаю таких, кто жаловался бы и при меньших ранах. Но мне не сдавливает глотку, как тогда. Я говорю и думаю ясно.
– Мы приплыли сюда, чтобы найти способ против короля Змеев. И если нам удастся, ледяные корабли поплывут на помощь Дому Огня, едва лишь сойдут снега. Сила, которая позволила воздвигнуть этот город, может нам пригодиться, если мы хорошо разыграем нашу игру. Из того, как этот человек себя ведет, я полагаю, что тех Песенников он ненавидит.
– У тебя в стране люди выглядят как он? – неуверенно спрашивает Сильфана.
– Естественно, нет. Его изменила сила местного урочища, – отвечаю я. – Сделаем так: я пойду и поговорю с ним, а вы оставайтесь тут и отдыхайте. Раненные вы мне никак не пригодитесь. И вы не понимаете того языка, на котором я с ним стану говорить.
Я переодеваюсь. Надеваю свежее белье, выстиранные штаны и кафтан. Не из-за Фьольсфинна – это место так на меня действует. И не из-за какой-то там магии Ледяного Сада, но из-за чистых, сверкающих полов, гладкой мебели, горячей воды.
И из-за мыла в брусках, похоже, что с каким-то ароматизатором.
Из всего оружия беру с собой только нож: подвешиваю его на ремне под мышкой под кафтаном. Они смотрят удовлетворенно, когда я несколько раз на пробу вынимаю клинок – коротким резким движением, родом из
Еще я беру трубку, и мне нет дела, испытает ли скандинав шок.
А потом меня провожают по каменному зеленоватому полу, где естественные жилы минерала складываются в геометрические узоры, переходами и дворами, куда-то на вершину замка.
На всякий случай я призываю Цифраль.
Вели его два человека, один из которых выглядел как типичный обитатель Побережья Парусов: в кожаных штанах и шнурованной шерстяной куртке с капюшоном, подвязанной поясом, а второй, похоже, был наряжен в мундир личной гвардии Фьольсфинна, в тунике с нашитым знаком дерева, наброшенной на кольчугу, и в шлеме с наносником и широкими нащечниками.
Фьольсфинн принял его в круглой комнате, в которой запросто можно было бы организовать концерт или публичное наказание. В диаметре она была метров тридцати, камин в одной из стен был размером с пещеру; в сверкающих плитах проделаны насыпанные щебенкой углубления, в которых росли декоративные кусты и деревья, с противоположной стены шептал небольшой водопад, стекающий в идеально круглый прудик и струящийся через комнату по руслу из лоснящегося базальта. Над головой стену опоясывала антресоль с библиотекой, полной томов, а над всем этим возносился купол из шестиугольных хрустальных плит, за которыми виделось небо и густеющие тучи.
Фьольсфинн сидел в одном из глубоких кресел подле камина. Он встал, увидев его.
– А где слоники? – с интересом спросил Вуко. – В вольере?
Норвежец указал на второе кресло, но никак не отреагировал. Впрочем, по его изуродованному лицу ничего было не прочесть.
– Я тоже с детства мечтал, чтобы у меня были слоники. Светло, просторно, водопад, пруд, растения, – Вуко вынул трубку из кармана кафтана.
– Я выстроил себе укрытие, – пояснил Фьольсфинн. – Место, в котором я мог бы спокойно дожить свои дни, пытаясь познать этот мир. Без вмешательства, которое так тебя раздражает. Но пока что я хотел бы отойти от «Сердца тьмы». Мне не нравится окончание. Особенно в киноверсии.
– Ты хотел бы отойти от «Сердца тьмы», потому что тебе не нравится окончание… – перефразировал Драккайнен, уминая табак и пытаясь, чтобы тон его прозвучал как можно более терапевтически.