Носорог для Папы Римского

По прошествии первой недели из красилен и подвалов, в которых пытали жителей Прато, в большом количестве стали поступать трупы наиболее строптивых или безденежных. Когда колодцы, в которые швыряли трупы, заполнились, а стаи крыс пожирали мертвецов, оставленных на улице, отряду пикинеров велено было рыть ямы. В глубину они были больше человеческого роста, всего ям насчитывалось шесть или семь. Для тел. Сальвестро набрел на одну из них, когда слонялся по городу; над ней стояли трое с лопатами, окликнувшие его и предложившие приложиться к фляжке с огненной жидкостью. Четвертый был в яме, и его лопата методично поднималась и опускалась на черепа тех, что лежали на самом верху. Сальвестро посмотрел на головы и переплетенные конечности: рука, нога, еще одна рука. В одном месте он различил промежность, мужскую промежность, в другом — копну рыжих волос. Взгляд его блуждал по конечностям и фрагментам тел. Потом что-то задвигалось на краю его поля зрения — что-то скрученное. Он внимательно пригляделся и в следующий раз увидел это четко. Между головой и рукой просовывались чьи-то пальцы, совершая слабые хватательные движения. Один из троих стал вонзать лопату в кучу светло-серого порошка и разбрасывать его на трупы. Воздух из-за него сделался едким. Через некоторое время кто-то из них прислонил к уху ладонь. Из ямы донеслось чуть слышное то ли шуршание, то ли царапанье, потом еще раз, а потом, кажется, еще раз. «Известь начинает кусаться», — заметил тот, кто бросал ее.

— Да пойдем же! — в очередной раз повторил Бернардо.

Сальвестро потряс головой, чтобы прогнать воспоминания. Отхаркнув, он выплюнул густую белую мокроту. Позади печей для обжига извести с одной стороны земля шла под уклон, а с другой — похожее на амбар здание простирало безоконные крылья, очерчивавшие двор, в котором высились штабеля мешков. Ко входу, расположенному где-то сзади, рабочие подвозили тачки, наполненные рыхлой серой массой. Из-за дверей в передней части амбара доносился глухой стук. Пока Сальвестро и Бернардо к нему прислушивались, раздался пронзительный свист, и стук тут же стал нерегулярным, а потом и вовсе прекратился. Через несколько секунд двери распахнулись.

Поначалу казалось, что внутри мастерской царит не столько темнота, сколько светонепроницаемость. Из зияющего дверного проема выпятилось облако бело-серой пыли, распухло, превратилось в наклонную стену тумана, вздыбившуюся через двор в их направлении. Сальвестро увидел, что внутри движутся какие-то фигуры, белые как привидения, и из облака начали появляться люди. Они неуверенно шагали вперед, задыхаясь от кашля и плотно зажмурив глаза от жгучего порошка, — целые дюжины белых призраков, спотыкаясь, выбирались из извести.

— Кто это? — спросил Бернардо.

Люди, бредя мимо, казалось, не замечали их. Сальвестро глянул в одно или два пепельных лица, но рабочие на него не посмотрели.

— Никто, — сказал он.

— Что? Да нет, вон там.

Бернардо ткнул пальцем. Рядом со странными белыми деревьями, на расстоянии примерно в полсотни ярдов, виден был всадник, сидевший к ним спиной. Он, видимо, говорил с кем-то и время от времени указывал рукой на что-то, расположенное ниже по склону. На пешем его собеседнике была ряса.

— Похоже, это Герхард, — сказал Бернардо.

Облаченный в рясу услужливо повернулся к всаднику.

— Да, — сказал Сальвестро. — Так и есть.

Пока они смотрели, всадник стал спускаться по склону. Монах последовал за ним.

Сальвестро и Бернардо пошли вперед, пока не оказались возле тех самых деревьев, не белых, как выяснилось, а покрытых известковой пылью. Они стояли на склоне огромной земляной чаши. Внутри ее, как показалось Сальвестро, некогда был выстроен целый город, ныне разрушенный настолько, что не поднимался выше фута над землей. Повсюду были разбросаны фундаменты, небольшие каменные столбы, разбитые колонны и опрокинутые арки, и между ними, подобно саранче, кишела армия работников, ворочавших глыбы, махавших молотами и возивших тачки. Видно было, как далеко внизу Герхард и всадник пробираются среди них. Чаша эхом отзывалась на крики рабочих и оглашалась звоном металла, бьющегося о камень.

— Чем он там занимается? — спросил Бернардо.

Сальвестро пожал плечами. Чем, в самом деле? Все, что он знал или хотел знать о Герхарде, заключалось в тех отчаянных минутах, пережитых на берегу далекого острова. Осыпаемый ударами и пинками островитян, он успел заметить покрытую капюшоном голову монаха, а потом и глаза Герхарда, едва видимые из кольца охватившей Сальвестро боли, бесстрастно на него взиравшие, пока лицо его не исказила паника и он не бросился убегать, а мгновением позже на островитян обрушился Бернардо, подобно огромному, беспощадному зверю. Бернардо той ночью Герхарда не видел, и Сальвестро не рассказывал ему, какую роль сыграл монах. Теперь, не получив ответа на свой вопрос, Бернардо утратил интерес к сцене внизу.

— Надо возвращаться, — сказал он.