Носорог для Папы Римского

Перейдя через мост, толпа начинала редеть, и Сальвестро обдумывал, каким путем добираться от замка Святого Ангела до «Палки». Иногда они смело шагали посреди виа Алессандрина, перед церковью Сан-Джакомо на площади Скосакавалли, мимо дворца кардинала Д'Арагоны, добираясь до виа деи Синибальди по одной из поперечных улиц Борго. Чаще они шли по задворкам, прижимавшимся к задней стене больницы Санто-Спирито, словно обломки кораблекрушения, давным-давно выброшенные к утесу, пробирались среди выстроенных на скорую руку лачуг, огибая костры, на которых готовили себе еду поселившиеся там самозванцы. Еще один маршрут пролегал почти вдоль всей речной излучины, прежде чем дорога для перегона скота, огибавшая подножие Яникульского холма, уводила их обратно. Если они сворачивали в арочный проход за дворцом делла Ровере, то подходили к виа деи Синибальди с юга. Если же они продолжали идти по направлению к воротам Пертуза, это позволяло им выйти на ту же улицу с запада.

Когда они приближались ночью к месту назначения, Сальвестро неизменно замолкал. Бернардо непринужденно болтал, но потом и у него застывали слова на губах. Они останавливались и пережидали минуту-другую, наблюдая за редкими прохожими, шедшими в ту или в другую сторону. Сальвестро всматривался в черные тени, размеры и очертания которых со временем стали ему так же знакомы, как и дневной облик улицы, следя за движениями, изменениями, мельчайшими и наименее заметными перемещениями. Напротив «Палки» располагалась частично обрушенная стена. Немного дальше — нечто, когда-то бывшее изысканным питьевым фонтаном. Имелись там и дверные проемы, и ниши, и углы… Он ждал, и Бернардо ждал вместе с ним. Только когда улица становилась пустынна и тиха, когда не слышно было ни легчайшего вздоха, ни шага, ни звука металла, трущегося о ножны, ничего из того, что могло бы выдать присутствие тех, кого он опасался, они решались пройти вперед, оказавшись на виду, чтобы искать убежища на постоялом дворе. Потому что, как невольно повторял про себя Сальвестро, полковник никуда не делся. И объявится он, если того пожелает, именно здесь. Каждый вечер, когда они обретали безопасность в темном нутре постоялого двора, Сальвестро оборачивался, ничего не видел и переводил наконец дух, слыша, как вторит ему Бернардо. Когда он указывал на это своему сотоварищу, тот все равно отрицал существование человека, внушавшего им такие опасения.

По ночам казалось, что «Палка» делается в полтора раза больше, прирастая лестницами и новыми нависающими этажами, не видными при дневном свете. Внутри поджидал в засаде Лаппи, осыпавший непристойностями каждого, кого замечал, и разрешавший вход только после тщательного распознавания личности, сопровождая это ворчливым: «Ну, предположим!» Иногда он крался по коридорам или прятался за каким-нибудь углом, чтобы выкрикивать угрозы в уши проходящих мимо старух. Монахи в задней комнате грузно восседали на своих матрасах, точно от рассвета, когда Сальвестро с Бернардо поднимались и выходили, осторожно переступая через тела спящих, и вплоть до вечерней темноты братья всего лишь сменяли лежачее положение на сидячее. Сальвестро неопределенно размышлял об «особых религиозных обрядах», «аудиенциях с епископами» или о Папе. Монахи с ними не разговаривали. Герхард и его клика перешептывались в своем углу. Отец Йорг выводил корявые строчки, и те разбредались по пергаменту, следуя изгибу горбатой крышки сундука, который приор использовал вместо письменного стола. Брат Ханс-Юрген молча за ним наблюдал.

Когда они ковыляли по коридору, Бернардо снова начинал болтать о луковицах, которые они съели вместо ужина, или вспоминать о позавчерашних сочных фенхелях, а Сальвестро что-нибудь небрежно ворчал в ответ. У двери их разговор замирал. Монахи провожали их глазами, когда они пробирались через комнату к своим матрасам. Если Сальвестро мельком взглядывал на Ханса-Юргена, тот смотрел в сторону. Сальвестро вспоминал о второй ночи здесь, когда он прокрался через комнату, чтобы шепотом предостеречь этого монаха, а опустившись в темноте на колени и обнаружив, что не вполне понимает, о чем хочет предостеречь, пробормотал что-то о Герхарде и об извести. С тех пор его опасения усилились, однако же определеннее не стали. «Какое мне до этого дело?» — сердито думал он. Йорг был почти слеп, Сальвестро заметил это раньше остальных. Теперь, казалось они выпали из поля зрения приора, как выпадают через люк. Ночи, проведенные в келье Йорга, когда они сидели друг против друга за заваленным бумагами столом, принадлежали жизни кого-то другого, не его. Его мучила обида — будто у него что-то украли, а доказать он не в силах. Он думал о несчастных, укрывавшихся в развалинах со всеми своими обмотками и культями. Утирая с лица плевок той женщины, он подавил в себе желание спросить у нее: если «там» им не место, то где же оно в таком случае?