Носорог для Папы Римского

Сальвестро остановился, неожиданно охваченный сомнениями относительно того, кто находится по другую сторону парусины. Еще один шаг, возможно, слева. Он сдвинулся в другую сторону. Если бы он сумел оказаться позади этого человека, то перед ним была бы дверь, никем, конечно, не охраняемая. Тогда бы он побежал, и никто его не догнал бы. Два паруса перекрывали друг друга в двух шагах справа от него. Сальвестро их раздвинул и проскользнул между ними. Что теперь?

Прямо перед ним раздался удар, тупой и распарывающий. Он застыл и мгновением позже осознал свою ошибку.

Полный ярости демон преследовал его на улицах Прато. Теперь его уши заполнил звук, который невозможно было спутать ни с каким другим, — треск разрываемой парусины. Полковник прорубал себе дорогу.

Еще один удар, еще один разрез. Сальвестро начал паниковать по мере приближения врага, торопливо попятился, думая о том, насколько мягче его кожа по сравнению с грубой тканью, с такой легкостью рассекаемой позади него, теперь уже ближе, ему так и виделось это лезвие, что двигается вперед и вниз, снова и снова, пронзающее и разрывающее, а Амалии, которая указала бы ему дорогу, сейчас рядом не было. Он протиснулся мимо последнего огромного полотнища. Канаты, лебедки, шкивы. Квадрат парусины, растянутый по полу, тугой, как шкура барабана. Захламленная мастерская с козлами и инструментами. Есть ли смысл прятаться лишь затем, чтобы тебя вытащили из укрытия, как животное? Лучше уж умереть прямо здесь, подумал Сальвестро, спокойно смиряясь с неизбежным. Он огляделся в поисках большего простора, а потом, в своем холодном спокойствии, увидел нечто такое, что могло все изменить.

Он пытался действовать бесшумно, но от мысли, что он может еще остаться в живых, у него тряслись руки. Он бормотал самому себе приказы, потому что иначе пальцы не повиновались: возьми этот линь, завяжи этот узел… Затем он бросился к задам мастерской, волоча за собой линь. Недостаточно далеко. Тогда он стал пробираться под скамейками и насекомообразными деревянными штуковинами. Теперь ничего не было видно. Припав к земле, он стал вслушиваться, и как раз в это мгновение удары клинком прекратились. Он прошел сквозь все полотнища, подумал Сальвестро. Теперь жди, жди, чтобы изменился тембр его шагов, когда он переступит с половиц на парусину, жди и не шевелись, и тогда, и только тогда…

Но тишина ничем не нарушалась. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Сальвестро услышал звук, приглушенный холстом и доносившийся из дальнего конца сарая, — словно кто-то шаркал ногами, или едва тащился, или что-то за собой тащил. Он не мог определить, что это за звук. Потом вдруг возобновились шаги, гораздо более частые, человек явно бежал, и Сальвестро понял, что его противник направляется к нему. Раздался ужасный удар — только человеческое тело в падении могло произвести его. Итак, он споткнулся, упал: теперь он в моей власти. Внезапная определенность. Дернув за линь, он почувствовал, как высвобождается клин, и квадратный кусок парусины взвился в воздух.

Островитяне имели обыкновение таким манером доставлять на рынок молодых свиней: такова была первая мысль Сальвестро, когда он высунулся из-за своего укрытия и встал. Холст образовал продолговатый мешок, подвешенный в двух-трех футах над полом. Внутри кто-то бился. Инструменты, в которых он теперь нуждался, были на стене: длинные шилья, ножницы, ножи, лезвия и прочие железяки разных форм и размеров. Он выбрал тяжелый заостренный штырь и приблизился. Его пленник корчился и извивался. Холст слегка раскачивался. Одной рукой Сальвестро его придержал, а другой занес штырь высоко над своей головой.

Потом опустил.

— Ублюдок, — сказал он. — Убийца. — Это, казалось, необходимо было сказать. И он сказал это еще раз: — Убийца. Мы же были вашими собственными людьми, преданными людьми полковника Диего…

Что еще? Ничего. Внутри мешка — все те же извивания, грубое, гнусавое дыхание, но никакого ответа. Сальвестро снова поднял штырь, на этот раз ухватив его обеими вспотевшими ладонями, выбрал место для удара и хорошенько уперся ногами в пол. Потом — опять — опустил оружие.

— Всегда трудно закончить, когда враг повержен.

Этот голос прозвучал чуть ли не у него в ушах. Сальвестро резко обернулся. Полковник стоял, прислонившись к стене. Пока ошеломленный Сальвестро смотрел на него, Диего двинулся вперед. Три быстрых шага — и он вырвал штырь из рук Сальвестро, затем, упершись ему рукой в грудь, стал отталкивать его назад, пока тот не упал, споткнувшись.

— Я служу испанской короне, — чуть слышно заявил Сальвестро.

Диего улыбнулся.