Ностальгия по осенним дождям

…Я провел в обществе Якова Петровича все оставшиеся у меня командировочные дни. К Хайруллину уже не было охоты ехать, однако, заскочил в Орске в редакцию зональной газеты и поделился с Кибишем переполнявшими меня впечатлениями. Выслушав сбивчивый от волнения рассказ, Григорий Степанович отеческим тоном посоветовал мне хорошенько подумать, прежде чем писать очерк об Орищенко, агротехнику которого первый секретарь обкома партии товарищ Шурыгин, побывав однажды осенью в «Адамовском», назвал шелудивой, из-за того что поля, неглубоко обработанные дисками сразу после уборки зерновых, выглядели весьма непрезентабельно: солома тут и там топорщилась поверху, как иголки у ежа.

А Геннадий Иванович Воронов (член Президиума ЦК КПСС и правая рука Хрущева) сказал, что лущёвка — это возврат к сохе.

Я написал и об Авралёвой, и об Орищенко («Право на крылья», «Урал», 1962 г., № 11). «Двуглавый» мой очерк был одобрен членами редколлегии журнала и сходу, досылом, пошел в номер почти в том виде, как я написал. Вот только попросили не упоминать имени члена Политбюро Воронова. Исключительно по цензурным соображениям: в те времена строго было запрещено не только критиковать, но даже просто упоминать в печати без особого разрешения высших руководителей партии и правительства. Так что пришлось лягнуть члена Политбюро, не называя его имени, а о Шурыгине и вовсе не стал упоминать И это место на журнальной странице после вивисекции приняло такой вид:

«Я зашел в редакцию «Сельской нови» и рассказал об опытах Якова Петровича. Один из сотрудников доверительным тоном посоветовал:

— Не вздумайте в самом деле написать о его опытах в журнал! Сев по лущёвке давно осужден как возврат к сохе.

Я подумал, что и авиаконструктору, который предложил использовать керосин в качестве топлива для реактивных самолетов, наверное, поначалу тоже говорили, что это возврат к примусу. А ведь летают! На керосине летают. Главное, чтоб крылья были, и у самолета, и у его создателей».

И еще я понял, что даже при том режиме, который был в стране, можно было много о чем писать. Между строк.

Яков Петрович Орищенко как в воду смотрел, когда в августе 1962 года полушутя напророчил, что, мол, через год его погонят с работы.

Летом следующего, 1963 года на оренбургскую целину пожаловал высокий гость — министр земледелия США господин О. Фримен. И, ясное дело, не случайно привезли его в «Адамовский» совхоз, где были идеально чистые поля и пшеница своим видом могла кому угодно порадовать глаз.

На высоком областном уровне было решено, что в совхозе встречать американского министра будут, в частности, директор Рютин и главный агроном Орищенко. Но предварительно второй секретарь обкома партии товарищ Титков лично провел с Орищенко вот такой профилактический инструктаж:

Т и т к о в. Если Фримен заведет с тобой разговор об агротехнике, то говори, что у нас была травопольная система, но мы ее отвергли и разработали свою собственную систему земледелия, в основе которой… Ну, сам знаешь. А то ведь ляпнешь что-нибудь этакое…

О р и щ е н к о. Вы плохо обо мне думаете. Я же советский человек, знаю, когда и что надо говорить. Зачем же я буду наши внутренние споры выносить на суд американца, хоть и министра! А что касается агротехники, то глубокая выровненная зябь сама по себе очень хорошая вещь, но ведь это же не единственный способ обработки почвы!..

Т и т к о в. Ну вот и понёс!..

О р и щ е н к о. Так я же сейчас с вами разговариваю, а не с Фрименом…

Но секретарь обкома уже все решил и с этой минуты не слышал того, что говорил ему главный агроном.

Орищенко не было среди лиц, сопровождавших Фримена по совхозу. В ходе экскурсии американцу показали самое лучшее поле. А именно то, которое «мы» с Орищенко прошедшей осенью выбрали под нерайонированный, а потому, естественно, не рекомендованный Оренбургской системой земледелия сорт озимой пшеницы «Цезиум-94». Причем это поле вообще никак не обрабатывалось, а сразу после уборки было засеяно прямо по стерне. Но Фримену, разумеется, сказали, что озимая пшеница на этом поле была посеяна ранней весной по ранней, глубокой, выровненной с осени зяби. От сведущих людей я потом слышал, будто по возвращении в Москву господин Фримен сказал Хрущёву: «О, у вас в «Адамовском» совхозе господин Рютин выращивает замечательную пшеницу!»

Пристрелочный залп был дан зональной газетой «Сельская новь», посвятившей «шелудивой» агротехнике передовую статью. Было сказано, что «итоги нынешнего года опрокинули рассуждения руководителей «Адамовского» совхоза: они сдали хлеба с гектара на полцентнера меньше, чем их сосед — совхоз им. XIX партсъезда, который всегда имеет зябь и стремится как можно раньше посеять. Лущёвка и поздние сроки сева, если их дальше применять, приведут к краху, загубят славу совхоза, созданную ветеранами целины. Ранняя, глубокая, выровненная зябь — вот основа высоких урожаев, и никакие другие выверты не принесут пользы».