Ностальгия по осенним дождям

И вот что забавно: на той же газетной странице была помещена сводка о ходе хлебосдачи, и из этой сводки следовало, что совхоз «Адамовский» на тот момент выполнил свои обязательства на 70 процентов, в то время как из тринадцати сохозов зоны восемь (почти две трети) выполнили обязательства менее чем наполовину. Однако ругали только «Адамовский». Да, в этом году он оказался на втором месте по урожайности, на 0,4 центнера с гектара отстал от совхоза имени XIX партсъезда, тогда как «Броцлавский» — на целых 35 центнеров! Позднее знающие люди мне разъяснили, почему «Адамовский» отстал, а его соперник вышел вперед: первому при составлении отчетности засчитали кормовые травы как зерновые, а второму — «обналичили» левые посевы зерновых. Нужен был повод для экзекуции, а для этого все средства хороши.

У меня с того времени хранится номер газеты «Южный Урал» от 31 октября 1963 года, где был напечатан отчет с IV пленума обкома партии. Вот выдержка из выступления председателя облисполкома Молчанова: «Вас, товарищи адамовцы, предупреждали: весеннее дискование почвы, мелкая заделка семян и поздние сроки сева к добру не приведут». Секретарь обкома Титков в заключительном слове вторил ему: «Здесь правильно критиковали руководство Адамовским производственным управлением. Но тов. Шикаренков (начальник управления. — В.Т.) оказался необъективным, старался ввести нас в заблуждение, оправдывая ошибки, когда под предлогом борьбы с сорняками грубо нарушались основные принципы агротехники. Надо признать, что областное управление мало помогало адамовцам в наведении порядка, в особенности при укомплектовании совхозов агрономами».

Сигнал прозвучал и был услышан теми, кому надо было услышать.

3. Качели судьбы

Из письма Я.П. Орищенко от 21 октября 1963 г.:

«Уборку зерновых закончили в начале этого месяца, по урожайности мы на втором месте, на первом — совхоз им. XIX партсъезда. Обязательства по хлебосдаче нами выполнены на 73 процента, совхозом им. XIX партсъезда на 74,3, а всеми остальными совхозами Адамовского управления — от 35 до 61.

У меня большие неприятности. На току скопилось много семенного зерна, завозить его в хранилища сразу было нельзя, сперва требовалось подсушить, я сам две недели не отходил от сушилки, работали днем и ночью, но не успели: пошли дожди, зерно в буртах по краям стало прорастать, и тут внезапно нагрянул начальник областного сельхозуправления Рогов, раскричался, пригрозил снятием меня с работы и тюрьмой. А вскоре приехал прокурор, завел уголовное дело.

Был у нас Хайруллин, вел себя весьма деликатно. О лущёвке сказал: «Мне уже тридцать лет известно, что она дает хорошие урожаи». Ничего не могу понять!»

Я тоже. Тоже ничего не мог понять. И стал писать письма. Написал первому секретарю Оренбургского обкома партии Шурыгину. Ответа не последовало. Написал в «Известия», лично Аджубею. Молчок. Оставалось одно: написать по тому адресу, откуда, я был уверен, мне обязательно ответят: «Москва, Кремль, Центральный Комитет КПСС». Я уже писал туда в 1954 году, т. е. еще до «оттепели», в защиту повести И. Эренбурга (под тем же названием: «Оттепель»), статьи В. Померанцева «Об искренности в литературе» и романа В. Пановой «Времена года». И вскоре в Свердловск прибыл зам заведующего отделом культуры ЦК партии Хлябич, пригласил меня, вчерашнего студента, в номер гостиницы «Большой Урал», и мы культурно, не перебивая друг друга, поговорили что-то около полутора часов. Хорошо помню первый его вопрос: «Что вас побудило написать такое письмо?» И я ничтоже сумняшеся ответил: «Да понимаете, как-то вдруг овладело бунтарское настроение». Как сейчас вижу его сузившиеся, заоловяневшие глаза. Потом мы с ним подъехали к обкому партии, перед входом в который он попрощался со мной, не подав руки, а сам отправился на совещание партийного актива, где в своем выступлении, говорят, поминал меня, и где во время перерыва к редактору газеты «На смену!» М.М. Пилипенко подошла Карякина, зав. кафедрой марксизма-ленинизма, и спросила: «А что, Турунтаев еще работает у вас?».

Я продолжал работать, милейший человек и хороший поэт МихалМихалыч Пилипенко ограничился двухчасовой беседой со мной, больше походившей на дискуссию в дружеских тонах по вопросам советской литературы последних, перед «оттепелью», лет. После этого прошло, наверное, не менее полувека, когда мне позвонил из Москвы один известный литературовед и сообщил, что, роясь в архивах ЦК КПСС, случайно наткнулся на «Записку», подписанную заведующим отделом культуры ЦК, в которой целая страница посвящена моей особе, и зачитал мне по телефону эту страницу. Там три абзаца начинались словно бы рефреном: «В. Турунтаев ошибочно полагает, что повесть Ильи Эренбурга «Оттепель» с одобрением встречена читателями…, …что статья Померанцева «Об искренности в литературе» отражает истинное состояние нашей литературы…, …что роман Веры Пановой чуть ли не выдающееся произведение…» И в конце «Записки»: «Как нам сообщили из Свердловского обкома КПСС, с В. Турунтаевым проведена работа».