Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I

Второй случай, непосредственно связанный с именем нашего соседа, произошёл почти через полтора года, а закончилось это очередное лечебное событие даже несколько комично. Только что началась зима, и всё село сразу же завалило пушистым белым снегом – прямо-таки по пояс взрослому человеку. Было безветренно и тепло, всего два-три градуса с минусом, и огромные, будто ватные снежинки, медленно кружась, в полном безмолвии опускались из низких тяжёлых туч на притихшее село. А когда снегопад закончился, то на это белое пушистое одеяло, укрывшее село и спрятавшее под собой все сельские дорожки-тропинки, тут же с восторженным ребячьим криком и девчоночьим визгом набросилась вся сельская детвора. Лепили снеговиков, барахтались в мягком и, казалось, совсем не холодном снегу, и было очень жарко в тёплой зимней одежде. Чтобы утолить жажду, хватали в запале губами тающие в ладонях комочки снега, но пить почему-то хотелось всё больше и больше. Домой я вернулся мокрый с головы до ног, а уже ночью у меня начался жар и сильно заболело горло, а затем у меня совсем пропал голос. Утром мама позвала Вальтера. Он заглянул мне в рот, велел высунуть язык и длинной холодной никелированной ложечкой нажал его почти у самого корня. Потом заявил, что страшного ничего нет, надо просто делать согревающие горлышко компрессы, и дал какую-то сладкую микстуру.

– А ещё лучше, – сказал он в заключение, – нагреть немного красного вина и давать ему пить маленькими глотками. Температура ещё будет держаться сегодня, а к утру уже всё пройдёт: и заговорит он, и горлышко болеть перестанет. Кстати, в магазин недавно привезли из Тарьи бочку хорошей мадеры…

Отца дома не было – он уехал по каким-то делам ещё до снегопада в город или в Сероглазку, а скорее всего в Новую Тарью, куда до установки санного пути можно было добраться и пешком. А мама в магазин ходила очень редко, потому что весь необходимый запас продуктов и даже керосин для лампы были дома практически всегда. Хлеб же она пекла, как и все домохозяйки в селе, в собственной печи – пекарни здесь тогда не было. Вкус и аромат той мадеры я запомнил на всю жизнь, но, став взрослым, я так и не смог больше найти нигде вина, необыкновенно густого и с таким чудным букетом. А в тот день от выпитого горячего вина мне сразу стало вдруг удивительно тепло и весело, потому что стена комнаты почему-то вдруг поползла на меня, пол и потолок с берёзовой подпоркой закачались и вздыбились. Так же закачались и упали на бок стол и печка, только тарелки, кастрюли и кружки, ложки на них не падали, а стояли по-прежнему, будто приклеенные. Оказавшись в центре этой забавной кутерьмы, я заразительно смеялся и, ухватившись руками за потолочную подпорку, тщетно пытался остановить этот неожиданный переполох в нашей старенькой избушке. А мама, как сама она потом рассказывала, в растерянности смотрела на меня, необыкновенно развеселившегося, и не знала, корить ли себя за содеянное или радоваться, услышав снова мой прорезавшийся в громкий смех голос. К счастью для нас обоих, этот эксперимент с фантастической мадерой закончился благополучно: утром я проснулся абсолютно здоровым, как и предрекал накануне наш добрый гений фельдшер Вальтер.