Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том III

Однако мой ангел-хранитель и тут всё сделал без меня грешного: недолго я проработал здесь собкором, всего несколько месяцев. К тому времени и дом тот не успели ещё достроить, да и переезжать в этот город вообще потом не пришлось. Хотя вначале всё складывалось вполне удачно, по крайней мере в работе и временном моём личном устройстве на жительство, пока семья оставалась ещё в Славянке. Здесь оказались два хорошо мне знакомых ещё по Лесозаводску человека: один стал директором фабрики пианино марки «Приморье» (было здесь тогда и такое предприятие), а другой стал руководить местной ковровой фабрикой. Так вот, первый из них (вот беда, не могу вспомнить его фамилию, а гадать не рискую) работал в Лесозаводске директором лесозавода № 2, расположенного на левом берегу Уссури, а второй в то же время был в том городе первым секретарём горкома партии, под руководством которого мне даже пришлось немного поработать в горкоме после перехода на заочное отделение ВПШ при ЦК КПСС. Об этих людях, хорошо мне знакомых по прежним временам, и о возглавляемых ими теперь рабочих коллективах на таких неординарных и чуть ли не экзотических даже предприятиях я и написал первые свои большие, насыщенные интересными фактами и людскими историями материалы, которые сразу же были напечатаны в газете «Красное знамя» и довольно убедительно представили меня и читателям, и местным партийным и советским властям.

За лето я объездил все более или менее значимые места в районах и городах, приписанных к моему корреспондентскому пункту. Был в Большом Камне, где рядом с военными судостроителями, о которых, понятно, писать нам, гражданским журналистам, возбранялось, тогда строились рыбацкие и транспортные суда малого и среднего тоннажа, писал репортажи о тружениках села шкотовских и раздольненских плодородных долин, из Уссурийского заповедника привёз для газеты рассказ об учёных солнечной обсерватории, постоянно работавших в юго-западных отрогах Сихотэ-Алиня, а из заповедника Кедровая Падь – о борьбе охраняющих его егерей с браконьерами всех мастей, одним из первых в крае журналистов написал живой материал о рождении фермы марикультуры в изумительно живописной бухте Витязь, где энтузиасты этого нового дела приступили к промышленному разведению вкуснейших дальневосточных моллюсков – морских гребешков, а в самом Артёме познакомился с лучшими в те годы местными шахтёрами, добывающими уголь в сложнейших горных условиях. И, конечно же, всего больше писал о судостроителях, рыбаках и многих других людях, работавших в Хасанском районе, который тогда я, вполне естественно, знал гораздо лучше всех остальных.

Работать, конечно, было очень интересно, хотя и довольно непросто: жена с ребятами в Славянке, бывать у них приходилось не часто, потому что я сегодня здесь, а завтра за сотню вёрст от дома, где на электричке или попутке, а то и просто пешком, и в зной, и в непогоду. Днём перекусишь в какой-никакой забегаловке, или рабочая столовая подвернётся по пути. А потом приползёшь поздно вечером еле-еле в эту однокомнатную квартирку в общежитии ИТР ковровой фабрики, которую её директор Николай Павлович Гнитецкий мне любезно и совершенно бесплатно предоставил под временный корпункт, и ужинаешь рыбными консервами да чаем с хлебом и сахаром – ничего другого в магазинах и не достать было. В корне менялось вечернее или утреннее меню только после короткого пребывания дома в Славянке: тогда можно было попить чаю и с финским сервелатом, и с хорошим сыром, а то и другими деликатесами – снабжение в столице Хасанского района по-прежнему оставалось одним из самых лучших по Приморскому краю. Зато никогда и никто из соседей не мешал мне хорошо отоспаться после утомительной порой командировки, а потом спокойно отписаться, чтобы отправить готовый материал почтой в редакцию, ну а оперативную информацию передать стенографистке по телефону. Да, по-моему, их, соседей, на моей лестничной площадке на втором этаже и не было совсем: двери других квартир были всегда закрыты, только внизу в застеклённой кабинке постоянно сидела днём пожилая консьержка.