Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том III

Сдашь в восемь утра смену и домой придешь уже совсем никакой. Весь первый день после смены ходишь по дому как дурной: голова гудит, спать хочется, а не спится, еда в рот не лезет. И ни одной путной мысли в отупевших мозгах. Только на следующий день заставляешь себя сесть за пишущую машинку и начинаешь марать бумагу, а к вечеру, как и жаловался когда-то знаменитый Флобер, и в самом деле, как и он горемычный, зачёркиваешь то, что написал за день. А потом вдруг озаряет тебя мысль удивительная: как же книги-то у него в конце концов получались, да такие знаменитые, как «Госпожа Бовари», например, да и другие не менее известные? И уже начинаешь подозревать, что ему в процессе их написания, наверное, не приходилось всё же работать в какой-нибудь подобной парижской кочегарке…

Нас было трое кочегаров, дежурили по суткам, а двое суток отдыхали. После смены сутки отсыпаешься и занимаешься неотложными домашними делами, вторые сутки, пока Алёнка в садике, Андрюшка в школе, а мама Илька на работе, можно вволю постучать на пишущей машинке и наполнить корзинку под столом скомканными машинописными листами. Это сейчас, если сидишь за умницей компьютером, можешь в момент стереть неудачную фразу или абзац и тут же написать на освободившемся месте страницы новый вариант текста, а тогда, сами понимаете, каждая отпечатанная страница порой превращалась в неудобоваримую мазню из забивок текста и исправлений авторучкой. Благо в бумаге дефицита не было, ведь в типографии я по-прежнему был своим человеком, как и в редакции тоже, ко мне всё так же относились как к действующему редактору, будто я и не оставлял эту должность.

Кстати и местные власти, партийные и советские, совсем не изменили ко мне прежнего доброжелательного отношения, хотя и исключили из состава партийного бюро и районного комитета партии. Так что, на первый взгляд, вроде бы складывалась относительно благоприятная обстановка для моей задуманной творческой работы.

И всё же у меня за ту «творческую» зиму ничего путного так и не получилось, кроме нескольких десятков, исчёрканных мною же поправками машинописных страниц, а до света в тоннеле было ещё брести и брести. Зато уж семейный-то бюджет при той моей кочегарской зарплате был подорван основательно, это точно. Всё-таки я дотянул до конца отопительного сезона и завязал тесёмки заветной папки до более удачных времён. Редактор Саша Олеск сразу же мне предложил свободную, как оказалось к тому времени, должность заведующего отделом промышленности, и я снова с головой окунулся в привычную свою журналистскую стихию, нисколько не заморачиваясь над тем, что ещё год тому назад был в этой же самой газете полноправным хозяином, а теперь вот и на тебе, пожалуйста. Впрочем, все мои прежние коллеги в редакции и типографии, надо отдать им должное, отнеслись ко всем моим карьерным метаморфозам вполне тактично, и никто даже ни разу не стал задавать мне неудобных вопросов, за что я им был, конечно же, очень благодарен.