Ноттингем

– Предлагаю сценарий нашего разговора: я буду задавать вопросы, и каждый раз, когда ты не захочешь отвечать, просто съедай ложку мусса.

– Но уже вечер, а тут полно сахара.

– Можно просто отвечать на вопросы.

Это будет сложно.

– Как ты? – спрашивает Сойер. И я точно знаю, что он имеет в виду последствия школьного интернет-буллинга.

– В порядке. Мем «в зале суда» довольно забавный.

– Почему не ходишь в школу?

– Потому что все ненавидят меня.

– Брось, Райлс. Сегодня ненавидят, а завтра обожают. У тебя есть друзья, поддержка и планы на будущее. Ты действительно готова жертвовать учебой и тренировками из-за пары мемов, которые забудут через несколько дней? И… Черт, не хотел говорить…

– Что? Боже, что такое?

– Слышал, как ребята из оргкомитета планировали бал на Хэллоуин. Для декораций они хотят использовать только гирлянду и туалетную бумагу.

– Нет! Я ведь отправила им план, они не… Ты врешь, да?

Пожав плечами, Сойер берет ложку и, набрав мусс, отправляет его в рот.

– Ты не заходил, и я подумала, что ты уже никогда в жизни не захочешь говорить со мной.

– Давал тебе время подумать. И себе тоже. Нужно было унять злость после того, как я увидел вас двоих в коридоре.

Я чертовски сильно не хочу говорить об этом моменте, настолько, что готова съесть все сладкое в доме.

– Зачем ты соврала, что он не шантажировал тебя?

– Может, потому что я не лгала?

– Лучше съешь ложку мусса, но не ври мне прямо в лицо.

Безупречный на вкус десерт с прослойкой печенья совсем не приносит никакого наслаждения, пока я медленно пережевываю его.

– Так что у тебя с Каллумом?

– Я не знаю, как ответить на этот вопрос, Сойер.

– Вы… Есть вероятность, что вы будете вместе?

– Нет.

– Ваш поцелуй в коридоре…

Не дослушав вопрос, я быстро отправляю ложку мусса в рот.

– Тот вечер в ванной, когда мы с тобой… когда я чуть не сломал нашу дружбу. Я испугал тебя и перешел черту, верно?

– Нет, совсем нет.

С облегчением выдохнув, Сойер проводит ладонью по волосам, взъерошивая их.

– Я боялся, что ты натворила глупостей, потому что не могла честно сказать мне все в лицо. Я уже не знаю, что думать, понимаешь? Ты ведешь себя странно именно с того вечера. Поцелуй с Каллумом, этот цирк в кафетерии.

– Это был не цирк, я сказала правду. – От сказанной лжи во рту появляется горький привкус.

Сойер смотрит на меня с таким недоверием, будто я рассказываю о том, что вчера ужинала с инопланетянами.

– По крайней мере, та часть моей речи, где я говорю, что у меня все еще есть к нему чувства и я сделала глупость из ревности, – это правда.

– О шантаже сказала Хлоя, а не ты. Тоже из ревности?

– Я как-то ляпнула это девочкам в порыве злости, ложь нарастала как снежный ком, и повернуть назад было уже нельзя. Не думала, что все настолько далеко зайдет. Прошу, только не смотри на меня так. Ты отказываешься верить, потому что не хочешь видеть, какая я на самом деле.

– И какая ты на самом деле, Райлс? Лживая? В этом я сейчас убеждаюсь, потому что только что попросил тебя быть честной.

– Я не святая, Сойер. Я совершаю ошибки и делаю глупости на эмоциях, за что мне очень стыдно.

Усмехнувшись, он качает головой:

– Чушь.

Этот разговор еще сложнее, чем я могла себе представить.

– Хочешь сказать, что тебе виднее, кто я и что я чувствую? – Я прижимаю ладонь к груди. – Почему так сложно поверить в то, что в этой истории Каллум не злодей, а жертва?

– Потому что он кретин.

– А еще он мой первый парень во всех смыслах этого слова. Как у меня не может быть к нему чувств?

Сойер едва заметно отстраняется – это единственная яркая эмоция, которую я получила от него за весь вечер. Негатив и отторжение. Браво, Райли.

Меня так злит, что Сойер прав и видит меня насквозь. Злит, что я незаслуженно вру ему и говорю отвратительные вещи. И еще больше злит, что я абсолютно согласна с ним, но не могу об этом сказать ради него же.

Как там говорила Ви? Списать все на женскую логику и чувства?

– Слушай, я не хочу защищать его, Каллум действительно придурок, но это мои чувства, и я ничего не могу с ними поделать.

– Мхм, чувства, – повторяет он не без сарказма в голосе. – Ты правда любишь его?

– Не знаю, как ответить, это сложный вопрос.

– Хочешь его?

– Брось, – нервно рассмеявшись, я вожу ложкой в креманке, набирая побольше мусса. – Мы хоть и близкие друзья, но я не буду отвечать на этот вопрос. Это слишком личное.

Я съедаю еще одну ложку. Сойер склоняется ближе и упирает руки в кухонную столешницу по обеим сторонам от моей талии. Его потемневший взгляд обездвиживает, и, только когда грудь начинает гореть от нехватки кислорода, я замечаю, что затаила дыхание.

– Ты в курсе, что у любой дружбы есть срок годности, Райлс?

– И на нашей с тобой стоит пометка «дружить и быть рядом до три тысячи двадцать первого года». У нас в запасе еще целая тысяча лет.

Он качает головой:

– Мы больше не можем дружить.

Внутри все падает, будто меня внезапно сбросили с крутого склона.

– Не говори глупостей.

– Потому что я хочу, чтобы ты была со мной. Не как подруга.

Вот так просто. Просто взял и сказал.