Ноттингем

Сойер рехнулся – говорить такое без подготовки и нашатырного спирта?! Что мы будем делать, когда я упаду в обморок? Это сон? Шутка? Спор? Пранк?

– Ч-что?

– Господи, мне казалось, это очевидно. – Он закатывает глаза. – Я люблю тебя, тупица.

Креманка выскальзывает из пальцев. Будто на фоне до меня доносится приглушенный звон стекла. Мои ноги в клубничном муссе и сливках, но мне плевать. Сойеру, кажется, тоже.

Фейерверки. Вудсток. Эйфория. Ди Каприо получил «Оскар». Любимый сериал продлили еще на сезон. Коачелла. Знаменитое выступление группы «Queen» на Live Aid. Все это одновременно происходит в моей груди прямо сейчас, пока внешне я остаюсь неподвижной статуей, которая даже не моргает.

Никогда не думала, что эти прекрасные слова от Сойера станут одной из самых ужасных вещей, которые я когда-либо слышала. Почему он сказал это именно сейчас, когда ревнивый и мстительный Каллум шантажирует меня?

– Плохой знак, – говорит Сойер, разглядывая свои перепачканные муссом кроссовки.

Подняв голову, он долго всматривается в мое лицо, а затем издает смешок.

– Черт возьми, скажи уже хоть что-нибудь, Райлс. Драматичная пауза затянулась, не находишь?

И что мне сказать? Что я люблю его с тех самых пор, когда еще даже не понимала, что такое любовь? Что пью его любимую вишневую газировку даже во время диеты, потому что не могу избавиться от мысли, что после нее его губы именно такие на вкус? Что готова отменить любое свидание, если Сойер предложит провести вечер вместе, смотря сериалы? Что я грезила о нем, проиграв тысячи вариантов нашей свадьбы и совместной жизни? Сойер всегда был в моих планах на будущее. Точнее, мои планы строились вокруг него. И теперь, когда он наконец-то говорит мне то, о чем я мечтала годами, я не могу дать никакого ответа.

Нужно поговорить с Каллумом. Я буду умолять его, чтобы отстал от меня и дал гарантию, что не станет жаловаться директору и писать заявление в полицию. И в случае чего остановит своего чокнутого папашу.

Если Сойер не получит стипендию, это не только раздавит его, но и сломает будущее. Его семья ни за что не потянет оплату за учебу и общежитие даже на чертов семестр. Я не могу так рисковать.

– Вы где ходите? – слышу я голос Скарлетт. – Бог ты мой, я сейчас все уберу, стойте где стоите, чтобы не наступить на осколки.

– Не надо, мам, я сам, – отвечает Сойер, беря со стола рулон бумажных полотенец.

– Райли, милая, на тебе лица нет. Не расстраивайся так, все хорошо, это всего лишь креманка.

Сойер отрывает от рулона несколько листов и опускается на корточки, но не для того, чтобы вытереть пол, а чтобы очистить мои джинсы и обувь от мусса.

Почему-то этот жест кажется мне слишком интимным. Невыносимым. Болезненным. Безумно заботливым и нежным. Эмоции переполняют меня, и я боюсь, что мое бешено стучащее сердце действительно не выдержит и вот-вот взорвется.

– Не надо, – мямлю я, коснувшись его плеч, и неловко отхожу в сторону. Под подошвами кед хрустит стекло, а за мной тянутся липкие розовые пятна.

Сойер пристально смотрит на меня, Скарлетт лепечет, что за пару минут расправится с бардаком. А моя мама зовет меня из гостиной, чтобы я показала Хэнку колесо и одну из чирлидерских кричалок.

Глава 17

Этой ночью я плохо спала. Проснувшись за час до будильника, сразу же побежала к корзине с грязным бельем, чтобы проверить, есть ли на джинсах следы клубничного мусса. Они на месте, а значит, что вчерашний вечер не был сном.

Сойер сказал мне три самых главных слова.

Без лишних страхов и раздумий я собираюсь в школу и выхожу раньше времени. Чувство, будто я не ходила в школу не пару дней, а несколько недель.

Оставив машину на парковке, я иду к стадиону и принимаюсь вышагивать туда-обратно вдоль входа в мужскую раздевалку. На улице сегодня прохладно, и я надеюсь, что Каллум не задержится.

Парни из команды «Северных звезд» потихоньку появляются наперевес со спортивными сумками.

– Доброе утро, – здоровается Уилл. – Слышала, что все занятия на сегодня отменили? Поступило сообщение о том, что кто-то планирует повторить «Колумбайн»[21] в Ноттингеме.

– Ты серьезно?

– Ой, нет, прости, я был на эмоциях и случайно соврал. – Запрокинув голову, Уилл громко смеется. – Вот что называется «невинная ложь», а не обвинения другого человека в шантаже, идиотка.

– Если считаешь шутки про «Колумбайн» невинными, то иди к черту, необрезанный! – отмахиваюсь я, надевая капюшон на голову.

К моменту появления Каллума мои пальцы на руках и ногах превратились в ледышки, а губы онемели от холодного ветра.

– Я уже начал забывать, как ты выглядишь. С возвращением в школу, Райли-Майли.

– Надо поговорить.

– Я занят. После тренировки.

Каллум захлопывает дверь в раздевалку перед моим носом. Я дергаю за ручку – заперто или он просто держит ее с той стороны.

– Кретин, – вырывается у меня, и я раздраженно ударяю кулаком по двери.