Ноттингем

– Ладно, хорошо, я могу осудить и поворчать, но ты ведь понимаешь, что я тебя не убью? Я ведь люблю тебя, пусть и совсем чуть-чуть, – шутит он, заставляя нас с мамой вымученно улыбнуться. – Нам позвонили из школы, сказали, что ты сегодня оказалась в мужской раздевалке. В душе.

– Да, – фыркнув, я отмахиваюсь с наигранным смехом. – Там такая забавная ситуация произошла…

– Ты избила Каллума.

– Просто помахала немного полотенцем. Это было больше похоже на танец, а не на драку.

Папа потирает щеку, и я вижу, как ему тяжело сдерживаться, чтобы не улыбнуться.

– Он сильно повредил руку, – говорит мама. – А теперь скажи нам, пожалуйста, он тебя обижает или же…

– Да, мы иногда друг друга обижаем. Все по взаимному согласию, это у нас вместо приветствия.

– Я схожу в школу к его отцу.

Господи, это только еще больше взбесит Каллума! А меня выставят стукачкой, которая лишила Ноттингем спортивной звезды и в придачу ко всему натравила отца.

– Пап, нет, пожалуйста! Только не поход родителей в школу из-за разборки с бывшим, это унизительно.

– Хорошо. – Качнув головой, он потирает грудь. – Райли, я не знаю, что происходит между тобой и Каллумом, но ты должна разделять личную жизнь и учебу, понимаешь? Если не справишься, я пойду в школу и поговорю с ним сам. С ним и его отцом.

– Да, я понимаю. Простите меня, я слишком нервничаю из-за всего сразу. Тяжелый и важный год. У меня такое чувство, что я нахожусь в комнате, где стены надвигаются со всех сторон, а домашний арест только усиливает это ощущение. Я ненавижу расстраивать вас, ребята, но пока не получается иначе.

Мама с папой переглядываются, молча ведя диалог, понятный только им. В такие моменты я всегда вспоминаю Сойера, потому что мы тоже часто ведем немые диалоги, играя в переглядывания без повода и причины. А с Ви и Хлоей мы одним лишь взглядом можем обсудить все сплетни прямо во время урока.

– Мы снимаем домашний арест, – говорит папа и, прежде чем я успеваю рассыпаться в благодарностях, поднимает указательный палец. – Но ты пообещаешь не прогуливать. А еще извинишься перед Фелис за то, что была груба с ней. Мама сказала, что она вчера плакала из-за этого.

– Она одна в чужой стране, – напоминает мама. – К тому же изо всех сил старается подружиться с тобой. Поставь себя на ее место.

– Конечно, я сейчас же пойду и извинюсь перед ней.

Сделав шаг, я останавливаюсь и возвращаюсь.

– Перед тем как я это сделаю, хочу обсудить еще кое-что. Я не могу нести ответственность за поступки Фелис. Я наказана в том числе и за то, что она выпила, но я сама лично не заливала ей в рот алкоголь. Это было ее решение. Я такой же подросток, как и она.

Мама открывает рот, и я тут же вскидываю ладони:

– И я знаю-знаю, мам, ты сейчас скажешь, что, когда решила записать нашу семью в программу по обмену, мы с папой поддержали тебя. Мы поддерживаем тебя во всем, поэтому я прошу к себе того же. Я не могу, не хочу и не буду нести ответственность за нее.

Папа смотрит на маму, ожидая, что она скажет. Закусив губу, она какое-то время молчит, тихонько кивая.

– Ты права, милая. Мы не должны были наказывать тебя за поступки Фелисити, но на нас лежит большая ответственность, она здесь одна, кроме нас, у нее никого, поэтому мы должны присматривать за ней. Я бы и сама это сделала, но кто был бы рад чьей-то маме на вечеринке школьников? Это породило бы лишь насмешки, и ты первая попросила бы меня уйти.

Черт, если бы мама пришла на вечеринку в качестве надзирателя, мне пришлось бы менять школу, а может, даже и город.

– Вы постоянно хвалите Фелис, а меня только ругаете, от этого я чувствую себя… Не знаю, будто лишней, неправильной, словно товар с браком, а вам наконец-то привезли нормальный.

– С ума сошла? – мама так резко подскакивает, что я вздрагиваю. Она в секунду сокращает расстояние между нами и крепко обнимает меня. – Господи, как ты могла подумать такое?

Отстранившись, мама обхватывает мои щеки ладонями и с волнением заглядывает в глаза.

– Выброси эти ужасные мысли из головы. Мы хвалим и подбадриваем Фелис, чтобы она чувствовала себя комфортно, ребенок явно несчастен и запуган, ты же сама слышала о том, как проходила ее жизнь в Манчестере. Райли, ты наша дочь, и мы любим тебя больше всего на свете.

Чмокнув меня в лоб, она снова обнимает меня.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, родная. Мы тебя услышали.

Папа останавливается рядом и сжимает мое плечо. Он не умеет и не любит говорить о чувствах, поэтому с неловкостью топчется на месте.

– Ты ведь знаешь, – говорит он.

Усмехнувшись, я киваю и протягиваю руки, чтобы обнять его.

– Знаю, и я тебя.

Впервые за пару дней я чувствую себя намного лучше. Наконец-то появляется надежда, что все наладится.

Поднявшись на второй этаж, я заглядываю в комнату Фелис. Она не замечает меня, переписывая что-то из учебника в тетрадь.

– Привет. – Я стучу по раскрытой двери. – Это я, твоя ужасная грубая соседка.

Обернувшись, Фелис улыбается и откладывает ручку.

– Рада, что ты дома, мистер и миссис Беннет очень волновались.

– Знаю.

– Ты правда избила Каллума?