— Джоуи, подожди минутку, я сейчас выйду…
Но Джоуи уже поднялся на три ступеньки к узенькой нише и двумя кулаками сразу ударил в деревянную дверь — она распахнулась.
Стрелки напольных часов в углублении высокого, от пола до потолка, книжного шкафа показывали без двадцати три.
— Послушай, от тебя одно беспокойство, — сказал Максимиллиан. — Будь у меня характер хоть капельку похуже, я давно зашвырнул бы тебя обратно в тот кошмар, из которого ты вывалился.
— Попробуй. — Джоуи сел в кожаное кресло перед письменным столом.
Максимиллиан отодвинул в сторону две стопки книг и сквозь очки в черной пластмассовой оправе уставился на Джоуи. Пальцы его сплелись в большой, пронизанный вздутыми венами клубок между вельветовыми манжетами.
— Ну что там у тебя стряслось на этот раз? И убери-ка грязные ноги со стола.
Джоуи спустил ноги на пол.
— Я только что избавился от Морганты.
— А почему бы тебе не пойти и не пожаловаться на свои любовные страдания кому-нибудь другому?
Максимиллиан откинулся назад и сам взгромоздил ноги на стол. Две толстенные книги свалились на пол. Каблуком он задел хрустальное пресс-папье, оно покатилось вперед и едва не…
Джоуи подхватил его.
— Спасибо, — сказал Максимиллиан.
Прежде чем поставить пресс-папье на стол, Джоуи заглянул в мерцающий хрусталь. В глубине, за отраженными огнями горящих в комнате свечей, угадывалась водная рябь за темнотой, которая могла быть краем моста, и что-то вроде заросли кустов, а в ней то лицо, обрамленное шапкой волос… и с черной повязкой на глазу.
Джоуи отвлек какой-то грохот внизу, завершившийся двумя гулкими ударами. Язычки пламени, окруженные светлыми восковыми воротничками, заплясали.
Максимиллиан убрал ноги со стола. Оба одновременно посмотрели на пол.
Из-под стола выскочил золотой скорпион, обежал вокруг одной из упавших книг, которая осталась стоять вертикально на раскрытой обложке, и шмыгнул за пьедестал с потемневшим бюстом безымянного старца.
— Послушай… что это у тебя за штука? — спросил Джоуи, взвешивая шар на ладони.
— Это? — Максимиллиан поднял глаза. Брови его сошлись на переносице. — Обычно он показывает вид из главных ворот на подъемный мост.
— Я так и думал. — Джоуи резко повернулся и швырнул пресс-папье в стену.
Оно глухо ударилось в толстый занавес, от того отделилась стена пыли и тут же рассыпалась; большие серые драконы дробились на среднего размера грифов, а те превращались в крохотных летучих мышей и постепенно исчезали. Пресс-папье бухнулось на сваленную двухфутовой грудой шпалеру и покатилось по доскам пола к столу.
Максимиллиан подобрал его и, упершись локтями, внимательно оглядел, затем, помолчав, спросил:
— Ты что, в самом деле расстроился из-за Морганты?
Он выпрямился, достал пенковую трубку и набил ее табаком из хьюмидора в форме головы бабуина. Желтые глаза зверя поднялись кверху, пару раз моргнули и вновь скосились к плоскому черному и, по виду, вечно влажном носу. Вообще-то, Джоуи знал, что это шеллак.
— Ладно, Джоуи, говори.
— Макс, — сказал Джоуи, — ты плод моего воображения. Почему ты никак не хочешь это признать?
— Потому что это ты — плод моей фантазии. — Максимиллиан втянул в трубку цветок пламени, распустившийся на конце спички. Выпустив несколько густых клубов дыма, он погладил большим пальцем чашку трубки. — Я предпочел бы говорить о Морганте. Ты же не станешь пробовать еще раз?
— Нет.
— Послушай, Джоуи…
— Макс, я наконец все понял. Когда-то давно мне пришла в голову фантазия создать нечто такое, что я не смогу уничтожить. Я был тогда очень одинок. Мне хотелось, чтобы рядом оказался кто-то совершенно на меня непохожий. Я создал Максимиллиана, такого, что не могу от него избавиться. Вдобавок я заставил себя забыть, что это именно я его сотворил…
— Брось, Джоуи! Я сотворил тебя. И прекрасно помню, как я это делал. И помню время до того, как тебя не было, помню и более раннее.
— Потому что я вложил в тебя эти воспоминания.
— Послушай, Джоуи, в тебе все несуразно! Начиная с того, как ты грохочешь вверх и вниз по лестницам, и кончая этим твоим диким нарядом. Как ты можешь быть настоящим?
— Потому что ты, Макс, не мог бы измыслить ничего столь несуразного… Ты же сам мне это десятки раз твердил. Как ты мог меня создать?
— Хороший вопрос!
— Если ты меня сотворил, то почему не уничтожишь, как я Морганту?
— Потому что я, в отличие от тебя, умею держать себя в руках.
— Потому что не можешь! Не можешь! Не можешь! Ты каждый день на меня злишься, каждый день выходишь из себя! Уверяю тебя, если б ты смог меня уничтожить, меня бы уже давно не было! — Он энергично подался вперед. — Я постоянно что-нибудь создаю и уничтожаю. А ты ни разу ничего не создал; по крайней мере, я этого ни разу не видел.
— Я уже говорил, что не вижу в данном факте ничего для себя оскорбительного.
— Да ты просто боишься рассердить меня как следует, чтобы я и тебя не уничтожил.
— Я отвечу тебе твоими же словами, — сухо сказал Максимиллиан. — Попробуй.
— Да я пробовал. Не выходит.
Стрелки напольных часов скакнули на без двух минут.
— Более того, я привел единственное объяснение, почему не могу тебя уничтожить.