Нова. Да, и Гоморра

Еще немного вперед, и коридор расширился до приличных размеров. Слева на неравных расстояниях друг от друга темнели двери; справа, через равные интервалы, располагались окна.

Максимиллиан редко покидал свой кабинет, отчасти и потому, что ощущение, будто за ним следят, увеличивалось с каждым пройденным шагом. Наверняка за ним шпионит Джоуи — так Максимиллиан объяснял себе это ощущение. Увы, Джоуи не давал ни малейшего повода так думать — скрытность и склонность к слежке были не в его характере. Тем не менее Максимиллиан лелеял эту мысль как последнюю надежду.

Полоса лунного света падала на огромную картину между двумя черными занавесями. Поверхность холста почернела от грязи и толстого слоя лака. Картину обрамляла восьмидюймовой ширины полоса золоченых листьев, раковин и птиц. Макс остановился заглянуть в потемневшую умбру.

В одном углу холст отошел от подрамника. Здесь в мазке было что-то похожее на лунный отблеск: то ли световой блик, то ли повреждение, где подмалевок и лессировка отслоились от загрунтованного свинцовыми белилами полотна.

Максимиллиан посмотрел налево: там сияла хрустальная люстра, переделанная в электрическую; половина ламп в ней не горела. Он посмотрел направо, где в колене коридора стоял стул.

Наконец, глядя на холст, он откашлялся.

— Агент икс-эм-кью семь тридцать четыре вызывает куратора сектора восемьдесят шесть, участка бэ. Прием. Прием. Говорит агент… э-э… икс-эм-кью семь тридцать четыре. Вызываю куратора сектора…

— Куратор слушает. Докладывайте.

— Эксперимент проходит успешно, сэр. Реакции объекта на провоцирование параноидальных фантазий удовлетворительны.

— Хорошо.

— Он проходит предписанные стадии точно по графику.

— Прекрасно.

— Психическое напряжение сплетено с волей к жизни. Жду дальнейших указаний для перехода к завершающей фазе.

— Превосходно. Замечательно! Но скажите мне вот что, агент икс-эм-кью семь тридцать четыре, как вам самому удается это выдерживать?

— По правде говоря, шеф, мне нелегко. Смешно, но я и впрямь привязался к объекту. До известной степени, конечно…

— Увы, агент икс-эм-кью семь тридцать четыре, и мне знакомы такие переживания. Они так стараются, столько прилагают усилий, что трудно не почувствовать некоторого уважения к этим мелким говнюкам.

— Именно так, шеф. — Максимиллиан засмеялся. — Именно, именно так…

Смех из холста присоединился к его собственному, слился с ним и наконец растворился без остатка — и вот опять одинокий смех Максимиллиана звенит в пустом зале. Все, лицедействовать больше нет сил.

Он огляделся в надежде увидеть за углом мелькнувшую голову Джоуи. Но тот, ради кого выделывались все эти фокусы, так и не появился.

Максимиллиан отвернулся было от картины, но тут на миг холст перестал отсвечивать…

Окошко наверху; в тени под стеной, высоко над черной гладью воды, на узком каменном мосту сцепились в схватке две фигуры. Одна из них была голой.

Но Максимиллиан уже успел сделать шаг, и снова на холсте заиграли лунные блики. Нахмурившись, он двинулся в сторону, вперед, назад, но так и не смог найти то единственное место, откуда только что это все видел.

Наконец он повернулся и пошел к люстре.

Из-за синих портьер, закрывающих дверной проем, донеслись звуки негромкого разговора. Иногда отчетливо слышался мужской и женский смех.

Максимиллиан снова нахмурился.

Последний раз он был в этом зале почти год назад, в тот вечер, когда чувствовал себя особенно подавленным. Глупейшая мысль, он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и все-таки он устроил раут.

Ушел рано, удрал в кабинет, к своим книгам, а теперь, стоя здесь, обнаружил, что не помнит, уничтожил ли все тогда перед уходом. Голоса по-прежнему звучали.

Максимиллиан посмотрел на электрифицированную люстру. Черный шнур удлинителя, который он протянул к другой люстре в зал, где проходил раут, все так же змеился по ковру и пропадал за портьерами.

Озабоченность его росла. Раут был торжественный, а на нем все тот же мешковатый вельвет. Внезапно — возможно, слишком внезапно — он отодвинул портьеру и шагнул на балкончик.

— Максимиллиан! Я же говорила, он вернется! Стив, Берт, Ронни! Макс вернулся! Я же говорила, он не бросит нас тут одних навсегда!

— Ты, как всегда, вовремя, старина! Уже почти без двадцати пяти три.

— Спускайся, выпей мартини!

— О, Карл, ну кто же так поздно пьет мартини? Налей Максу чего-нибудь покрепче! А может, три мартини, один за другим?

— Тебе уже гораздо лучше, не правда ли, старина? Ну и видок у тебя был, когда ты от нас удирал!

— О, Макс был просто не в духе, с ним такое бывает, правда, Макс, милый?

Он взялся за перила и глянул вниз.

— Мне кажется, он и теперь выглядит не очень.

— Да ему нужно просто выпить! Спускайся, Макс, давай выпьем!

Максимиллиан открыл было рот, но язык прилип к гортани. Он мучительно сочинял, что бы такое сказать — что-нибудь этакое, остроумное.

— Макс! Макс! Я так счастлива, что ты вернулся, честное слово! Ты на меня не обиделся, не правда ли? Я вовсе не то хотела сказать, я просто пошутила. А на самом деле, Макс…

— Брось, Шейла. Выбрось это из головы.