Нова. Да, и Гоморра

Максимиллиан вздохнул:

— Я отчетливо помню, как создавал тебя. Ты не помнишь, как создавал меня. По всем законам экономии и логики…

Джоуи вскинул руку:

— Ты видишь вокруг что-нибудь логичное или экономичное?

— Это не одно и то же…

— Ты можешь сотворить камень настолько тяжелый, что сам не сможешь его поднять?

— Конечно могу. И это не то же самое, что сотворить камень, который я не смогу уничтожить, если увижу, как он падает на меня с балкона…

— Макс, — Джоуи всплеснул руками, — ты понимаешь, что я ни разу не видел тебя за пределами этой комнаты?

— Все свои потребности я могу удовлетворять здесь или в соседних помещениях.

— А вот сейчас, например, ты мог бы пойти со мной?

— Я занят.

— Ты не можешь отсюда выйти. Я создал тебя так, чтобы ты всегда оставался здесь.

— Чепуха. Я через день гуляю в одном из нижних коридоров.

— Всякий раз, когда я прихожу, ты сидишь за этим столом. В любое время дня и ночи. Я ни разу не заставал тебя снаружи. Ты не выходишь даже отлить.

— Тем больше причин верить, что именно я тебя создал. Я никогда не вызываю тебя — полагаю, у меня это происходит бессознательно, поскольку, должен признаться, порой я испытываю к тебе некоторую привязанность… in absentia[56], — когда гуляю, или ложусь вздремнуть, или иду… отлить.

Джоуи только засопел.

— Что ты читаешь?

— «Гагарки».[57] — Максимиллиан поднял с полу упавший том. — М. Р. Локли. Восхитительная книга. Если пообещаешь с ней бережно обращаться, я, пожалуй, дам тебе ее…

— Макс, послушай, ты должен пойти со мной! Там снаружи что-то есть! Об этом мне сказала Морганта перед тем, как я от нее избавился. Что-то пытается сюда проникнуть. — Джоуи театрально понизил голос. — Через ров!

Максимиллиан так и затрясся от булькающего смеха:

— Иди сражайся со своими галлюцинациями.

— Это не мои, а твои!

— Хватит. — Максимиллиан снова раскрыл своего Локли. — Ты меня порой и в самом деле злишь. Научись брать на себя ответственность за свое и не присваивай себе славу за чужое.

— Например?

Книга громко шлепнулась на крышку стола.

— Во-первых, ты, во-вторых, я!

— Черт побери, Макс… — Джоуи в досаде двинулся через комнату; в дверях он со злостью повернулся и хотел было еще что-то выкрикнуть, но задохнулся от гнева и промолчал.

Максимиллиан сложил руки на груди и свирепо на него глядел. Стрелки часов переползли обратно на без четверти.

Джоуи хлопнул дверью.

Прямой путь ко рву лежал вниз по лестнице и по каменному коридору, такому низкому, что надо было пригибать голову.

Тускло мерцающие язычки коптилок в зарешеченных нишах остались позади. А вот и обитая гвоздями запертая дверь справа, черный квадрат пять на пять футов, утопленный в неровной каменной стене. Ему почудилось, что дверь слегка подрагивает. Впрочем, возможно, дверь дрожала от треска его мотора: две недели назад у него отвалился глушитель.

Он повернул руль и ринулся в следующий пролет.

Сунув кулаки еще глубже в карманы куртки и попыхивая пенковой трубкой, Максимиллиан вышел прогуляться по дальним этажам и поразмыслить о своем происхождении. Увы, уверенность в этом вопросе он ощущал лишь в стенах собственного кабинета. Чем дальше он уходил (а он и в самом деле не реже чем через день выходил на довольно порядочную прогулку), тем сильнее его одолевали сомнения. То, о чем он говорил Джоуи, — а он почти не сомневался, что Джоуи это прекрасно известно, — произошло несколько лет назад, когда из-за сильного переутомления и беспокойства, вызванного тем, что в одной из заваленных рухлядью комнат обнаружилось слегка отсыревшее одиннадцатое издание Британской энциклопедии, грозившее сгнить раньше, чем он прочтет все тридцать семь томов, он нагаллюцинировал время, в котором создал не только Джоуи, но и все эти комнаты, книги, лестницы, залы, пустые, обставленные и запертые, а также соленую воду вокруг и густой лес дальше. Что было до этого, он помнил смутно. В одном он был уверен: Джоуи, замок, лес тогда существовали.

Он уже довольно долго шел в темноте, когда заметил, что эхо его шагов доносится откуда-то издалека.

Высоко над головой и футах в пятидесяти справа был маленький прямоугольник лунного света, разрезанный железной решеткой. Так же далеко внизу, слева, мерцала перламутром лунная дорожка на водной ряби. Оттуда доносился тихий плеск. Максимиллиан забрел на одну из каменных арок, перекинутых через огромную замковую цистерну. Он двинулся вниз по ступенькам (перил не было). Смутный огонек впереди превратился в клетку, где догорала коптилка, освещавшая высокую влажную стену, так что казалось, будто та покрыта слюдой.

Он добрался до осыпающегося карниза и вошел в очень узкий коридор, где горело еще несколько коптилок. Через тридцать футов неровные стены сменились тесаным камнем. И потолок нависал уже не так низко. Еще чуть дальше земляной пол исчезал под дощатым настилом.

На повороте стоял деревянный стул, такой ветхий, что черные резные перекладины едва держались в пазах, черное кожаное сиденье потрескалось по краям, и оттуда торчал картон. Впрочем, сидеть на нем было можно.