Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Кросленд утверждал, что послевоенный консенсус рискует изменить собственным целям. Национализация превратилась в пустой лозунг. Социалисты путают средства с целями. Они должны помнить, что их первейшая задача – справиться с бедностью, а не с неравенством. Он писал: «Нам нужны не только выросший экспорт и пенсии по старости, но больше кафе на открытом воздухе, более яркие и жизнерадостные улицы по ночам, пабы, работающие допоздна, больше репертуарных театров на местах, более профессиональные и приветливые гостиничные менеджеры и рестораторы, более светлые и чистые столовые, больше кафе на берегах рек, больше парков отдыха по образцу Баттерси, больше настенных росписей и картин в общественных местах». Социалистическое видение стало совсем плоским, настала пора обратиться к гуманизму. В одном отношении откровения Кросленда все негласно признавали неоспоримыми: в конце концов, национализацию необходимо подпитывать. Избитое клише «пока товар в наличии» все больше подходило не только для домашних запасов, но и для тех, кто кормил и обогревал дома. На сколько хватит угля, газа и электричества?

Возможно, название Колдер-Холл (ныне Селлафилд) придумал человек, хорошо чувствующий иронию истории. Ни один «холл»[88] увядающей аристократии не пришлось разрушать, чтобы построить на его месте первую британскую атомную электростанцию. 17 октября 1956 года юная королева «с гордостью» открыла ее: Англия принципиально согласилась обогревать свои жилища и освещать свои улицы тем, что Оппенгеймер, создатель атомной бомбы, назвал «разрушителем мира».

В 1956 году Англию ждало испытание на прочность, выявившее некоторую несостоятельность страны. В далеком протекторате, уставшем от чужой опеки, один человек захватил власть, имея в арсенале хитроумие, пули и ослепительную улыбку. Гамаль Абдель Нассер имел планы как на Египет, так и на весь арабский мир. В официальном заявлении прозвучало лишь «утверждение суверенитета», а в ходе его Нассер национализировал Суэцкий канал. В Вестминстере это приняли плохо.

Энтони Иден был прирожденным дипломатом, с почти сверхъестественными способностями к языкам и компромиссам. Явных причин для столкновения с Нассером у него не было. Они оба на свой лад проповедовали патриотизм и оба понимали ограничения и опасности милитаризма. Непревзойденный оппортунист Нассер, потихоньку переходя от египетского национализма к панарабизму, собрал куда больше моральных ресурсов, чем его противник.

Когда Египет взял контроль над каналом, главной артерией нефти для многих европейских стран, Иден должен был как-то ответить. Ответ его звучал недвусмысленно угрожающе и на удивление лично. Что заставило его сравнивать бывшего союзника с Муссолини и Гитлером, остается загадкой. В поздние годы он будет утверждать, что не мог стоять в стороне и смотреть, как забываются уроки 1930-х. Как бы то ни было, 5 ноября 1956 года Британия и Франция вторглись в Египет.

Даже тогда угадывалась бесчестность плана. Атаковать Египет полагалось Израилю, а затем Британия и Франция «вмешивались» в конфликт и оставляли там вооруженный корпус для поддержания мира, охлаждения страстей и восстановления функций Суэца. У Израиля для таких действий имелись некоторые причины, у прочих агрессоров – только предлоги. Кроме того, весь план сильно зависел от поддержки Соединенных Штатов. Черчилль, возможно, сумел бы убедить США, но и ему пришлось бы черпать из очень глубокого колодца уважения. Иден не смог, а жажда сокрушить Нассера ослепила его настолько, что он не заметил совершенно очевидных знаков американского неудовольствия. США при каждом удобном случае утверждали свое неприятие любых действий, попахивающих европейским колониализмом, и Эйзенхауэр наотрез отказался помогать в суэцкой авантюре. И тогда эта бесплодная затея была окончательно проиграна. Британско-французским частям, продвигающимся вдоль канала, приказали прекратить огонь.

На позорный провал отреагировали по-разному. Люди, которые никогда не морочили себе голову имперскими заботами, вдруг задумались, почему это Britannia invicta[89] вдруг потерпела поражение. Иден пытался все нахально отрицать, но тут у него случился сердечный приступ – несчастье, которое многие приписывали не столько Божьей воле, сколько удобству момента. Возможно, они были правы, и опасность угрожала его жизни не столь сильно, как предполагали врачи. Премьер-министр так никогда и не отрекся от своего решения относительно Суэца. Вероятно, зайдя настолько далеко, он отрезал себе пути к отступлению. Иден не был глупцом, однако взгляд ему застилал страх прослыть слабаком. Черчилль предвидел это и опасался за своего преемника: «Бедный Энтони» – таков был его вердикт. Как бы то ни было, 9 января 1957 года Иден ушел в отставку.