Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Более того, маленький худой Донеган, с его рабочим происхождением, считался своим, «одним из нас»; и, если он мог это делать, значит, мог каждый. Простое движение мелодии и дикий, ликующий триумф в припеве – и искра скиффла разгорелась в сумасшедший огонь. Можно без устали повторять: «Всем этим мы обязаны Лонни Донегану». Принцип был прост: если вам нужен ритм, шкрябайте по стиральной доске; контрабас – натяните бельевую веревку на швабру и шмякайте по чайной коробке. Не можете купить гитару – уж банджо-то осилите. Казу из расчески и бумаги вполне послужит губной гармошкой. А если подуть в кувшин, то звук выходит очень похожим на тубу. Короче говоря, такую музыку можно делать самим.

Скиффл, возможно, и умер бы без всякого следа. Звук получался скудным и скрипучим, а сама простота его извлечения заставляла талантливых музыкантов отворачиваться от этого стиля. И тем, что он не умер, мы обязаны человеку по прозвищу Доктор Смерть, чье настоящее имя – Пол Линкольн. 22 апреля 1956 года он вместе с Рэем Хантером открыл на месте клуба на Олд-Комптон-стрит кофейню The 2i, оборудовав в подвале музыкальный зал. Сидеть там было почти негде. Крошечную сцену сколотили из досок и ящиков для молочных бутылок. Даже микрофон был реликтом времен Бурской войны. Легенда гласит, что с артистами расплачивались кофе и кока-колой, а алкоголь не подавали вовсе. Лучшего пристанища скиффл не мог и желать. Впрочем, он не слишком долго протянул в грядущем десятилетии – частный случай общей участи кофейного бума. Эспрессо-бары продолжили процветать, но не как площадка для музыкальных талантов. Сами кофейни не вымрут, но им придется приспосабливаться к новым реалиям.

38 Север и юг

8 октября 1959 года консерваторы под руководством Макмиллана выиграли выборы: 365 мест против 258 у лейбористов. Неофициальный слоган предвыборной кампании гласил «Никогда еще все не было так хорошо». Макмиллан проявил себя достойно – теперь ему просто надо было сделать «все» еще лучше, что бы это «все» ни значило. Он обольстил и покорил нацию своим эдвардианским обаянием, но в некоторых отношениях так и остался малознакомой фигурой.

«Прирожденный бунтарь» – так описывал Ллойд Джордж юного Макмиллана. Английская молодежь 1960-х, наверное, с трудом могла разглядеть в премьер-министре «бунтаря», но те, кто жил подольше, не удивлялись. К 1960 году вовсю шла деколонизация, однако процесс тормозился. Макмиллан всегда верил в силу зарождающихся малых народов Содружества и 6 января вновь подтвердил это в своей речи в Гане. Место было выбрано не случайно: Гана получила независимость мирным путем, ее лидер последовал примеру Ганди. Этот факт вкупе с очень отрезвляющими примерами хаоса и кровопролития в бывших французских и португальских владениях привели прозорливого и сострадательного Макмиллана к мысли, что империя не сможет сосуществовать с африканским национализмом.

Эта речь прошла почти незамеченной, но, когда премьер повторил ее основные тезисы в парламенте апартеида в Южной Африке, мир обратил внимание. Поблагодарив всех причастных сановников, Макмиллан перешел к делу: «В такое время естественно и правильно остановиться и как следует рассмотреть свое положение: оглянуться на то, чего удалось достичь, увидеть, что ждет впереди». Таким тоном мог бы говорить директор школы, напутствующий учеников перед их уходом в большой мир, – и так его и восприняли. В награду за следующее свое заявление он получил порцию добродушного смеха: «Сегодня вечером я надеюсь увидеть кое-что из ваших виноградников и виноделен; до сих пор мне доводилось восхищаться этой отраслью только в качестве потребителя».