Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

В 1963 году Хит возглавлял британскую делегацию на провалившихся переговорах о вступлении в ЕЭС. Вопреки всем его стараниям, уму, вниманию к деталям и любви к континенту французы наложили вето на заявку Британии. Он не собирался сдаваться, и сам этот опыт подсказал ему ключ к решению: он увидел, что прежде всего следует обхаживать Францию, а не другие, малые страны. И он собрал все имеющееся у него обаяние, чтобы охмурить нового президента Франции Жоржа Помпиду. Один камень преткновения возник еще до начала переговоров – общая сельскохозяйственная политика, явно разработанная в интересах французского сельского хозяйства. Если Хит и догадался, что Франция – главный бенефициарий общеевропейской щедрости (которую терпеливо обеспечивала Германия), то он предпочел проигнорировать этот факт. Большую трудность представляло требование изъять из обихода фунт, как господствующую в мире валюту, в качестве необходимого условия перед введением единой денежной системы в Европе.

Общество отнеслось к проблеме амбивалентно, как и оппозиция, при этом опросы показывали, что до 70 % граждан против вступления. Оппозиция же была глубоко разделена: с одной стороны, лейбористы во главе с Вильсоном и сами пытались присоединиться к Общему рынку; с другой – рядовые члены партии и парламента не доверяли континенту по социалистическим и патриотическим соображениям. ЕЭС считалось воплощением капитализма и угрозой автономности Британии. Не помогало и то, что, даже с любезным и благорасположенным Помпиду во главе Франции, переговоры стопорились и еле ползли. И снова Хит решил разобраться с вопросом сам. В разговоре с Вилли Брандтом премьер защищал британскую позицию с почти мессианским пылом: «Мир не стоит на месте. Если Европа упустит эту возможность, наши друзья расстроятся, а враги – возрадуются… Наши друзья, разочаровавшись из-за нашей разобщенности, будут испытывать все большее искушение бросить Европу на произвол судьбы».

К встрече в верхах с Помпиду Хит подготовился, выпив чаю в парке и выслушав мнения экспертов. Все это было весьма по-английски. Сам Помпиду вежливо, но ясно изложил континентальную позицию в интервью BBC: «Загвоздка в том, что существует определенная европейская концепция или идея, и нам еще предстоит выяснить, является ли концепция Соединенного Королевства по-настоящему европейской. В этом главная цель нашей встречи с мистером Хитом». Однако европейская идея оказалась, в общем-то, французской. Вероятно, признавая это, Помпиду открестился от федерализма, и таким образом проблема «европейской концепции» погрузилась в дрему. Хит не доживет до того поворота событий, когда она снова пробудится от спячки.

Встреча прошла с почти сверхъестественным успехом. Лидеры двух стран понравились друг другу и, что куда важнее, поняли друг друга. Для выработки соглашения потребовалось всего два дня. Когда Хит объявил итоги переговоров в палате общин, спокойный негромкий голос озвучил возражение по такому чепуховому вопросу, как суверенитет: не мог бы премьер-министр прояснить статус Британии как члена ЕЭС? Хит ответил бесцеремонно и пренебрежительно. «Присоединение к Сообществу не влечет за собой потерю национальной идентичности или размывание принципиального государственного суверенитета». Первая стадия завершилась, а нижней палате просто велели «взять на заметку» ее условия.

* * *

Тем временем Хиту волей-неволей пришлось переключить внимание на некоторые из ряда вон выходящие проблемы, которые страна считала более насущными. Первая из них – все еще не урегулированные производственные отношения. Для многих людей, выросших в 1970-х, «союзы» представлялись этаким чудовищем, несущим скрытую угрозу и наделенным сверхъестественными способностями. По ночам оно развешивало на дверях магазинов таблички «закрыто» и сметало продукты с полок супермаркетов. Стоило ему поднять свой трезубец, и на дорогах прекращалось движение. В народе верили, что оно даже погодой повелевает: когда лидеры тред-юнионов отрицательно мотали головами, начинались бесконечные, угнетающие душу снегопады. Нельзя было ничего ожидать от мира, пока в нем властвовали «союзы». Не красный и не белый – этот дракон имел серый окрас, и против его полиэстерового костюма были бессильны и меч, и копье.