Тем временем бум средней школы приобрел неутихающую инерцию, несмотря на усилия нового министра образования Маргарет Тэтчер, одной из нескольких многообещающих протеже Хита. Выяснилось, что в ее ведении больше средних школ, чем у любого другого министра до нее или после, и она проявила готовность приспособиться к этому и даже расширить некоторые социалистические программы, казавшиеся ей нужными. Спасенный ею Открытый университет говорил в пользу этого, а вот ее решение отменить бесплатное молоко для учеников начальной школы огорчило многих и наградило ее прозвищем «Маргарет Тэтчер, молокодиспетчер». Возможно, на этом посту пол играл против нее, как не раз случится в будущем. Другие инициативы тоже вызывали осуждение. Когда Хит решил, что музеи должны брать плату за вход, разразились массовые протесты. Аргумент, что люди больше ценят то, за что платят, бледнел рядом с намерением дать беднякам пропитание, которого они иначе лишились бы.
Забастовки сопровождали все премьерство Хита, но до сих пор редко угрожали базовым нуждам государства. Однако в 1972 году это произошло. Угледобыча как отрасль доживала последние дни, каждую неделю шахты покидали 600 горняков. Шахтовые постройки, которые в начале XX века господствовали над линией горизонта в деревнях и в жизнях, теперь стояли заброшенными. При смерти или нет, а отрасль по-прежнему поставляла стране то единственное топливо, на которое всегда можно было рассчитывать. Так что правительство оказалось в весьма затруднительном положении, когда ему предъявили требование повысить зарплату на 47 % и распространить это на разные должности в шахтах. Конечно, требования представлялись чрезмерными. Два фактора входили в противоречие с этим утверждением. Во-первых, за шахтеров крепко стоял народ, а во-вторых, запасы угля истощались. У шахтеров оказался лучший расклад.
Несмотря на то что они видели, как все 1960-е у рабочих других специальностей неуклонно повышались зарплаты, а их жалованье оставалось неизменным, несмотря на сокращение шахт вполовину за то же десятилетие, шахтеры не произнесли ни звука в знак протеста. Условия их работы были невыносимы. Из-за жары шахтеры Кента часто работали нагишом. Многие жизни унесли затопления, а угольная пыль была не просто ежедневной мукой, но постоянной причиной ранних смертей. Видимость в шахтах была крайне низкой, а смены долгими. Шахтеров прославляли как героев домашнего фронта и превозносили за неразлучную пару викторианских добродетелей – самодостаточность и солидарность. Уже этих причин хватило бы на большой вагон поддержки от общества в целом. Однако до 1972 года истинной бедственности их положения не понимал почти никто.
Первыми подняли головы йоркширцы, давно считавшиеся самыми политизированными среди горняков. В июле 1971 года их призыв поднять ставки на 47 % одобрил NUM (Национальный союз шахтеров). С учетом их долготерпения в предыдущее десятилетие, едва ли эти требования можно назвать завышенными, но они шли совершенно вразрез с политикой правительства. Администрация Хита поставила себе предел в 8 % для всех работников ручного труда. Считалось, что только так удастся сдержать инфляцию.
Джо Гормли, глава NUM, не одобрял такой стратегии, когда профсоюзы навязывают свое видение правительству, не говоря уж о его, правительства, смещении, и он на дух не переносил коммунистов, которые все более открыто клялись в преданности общему делу. Впрочем, те дни, когда лидер профсоюза мог рассчитывать на безоговорочную поддержку ближайших подчиненных, подходили к концу. Поколению младше Гормли надоели постоянные уступки, и в любом случае от него требовалось защищать интересы членов своего союза. После бесплодных пререканий с Управлением угольной промышленности решили наложить запрет на сверхурочную работу, а затем выйти на всеобщую забастовку 8 января 1972 года.
Пресса, общество и политики сходились по крайней мере в одном: забастовка обречена. Запасов угля достаточно, и вообще отрасль перестала быть незаменимой, как раньше. Кроме того, говорили многие, у страны точно есть запасы нефти. Правда, такие оптимисты слишком многое воспринимали как само собой разумеющееся. Поначалу сами шахтеры поддерживали забастовку без особого рвения, но когда бюллетени были заполнены, а решение принято, путь к отступлению оказался отрезан. И даже пресса, считавшая затею безнадежной, тем не менее признавала ее обоснованной. Угольные запасы были не так велики, как хотелось бы, а электростанции вполне уязвимы. Что до нефти, то, кажется, многие упустили из виду выросшие вчетверо цены на нее.