Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

По заведенному обычаю Хит обратился к народу. И, появившись на экранах телевизоров, он не признал ни одного требования своих противников. Никто не победил, утверждал премьер-министр. Все проиграли. Не называя профсоюзы прямо, он ясно дал понять, что мир изменился, причем в худшую сторону, и, если единству нации придет конец, нас ждут новые потрясения. Со своей стороны Артур Скаргилл усвоил урок: «объединенные союзы невозможно одолеть». Вероятно, он никогда не слышал о заблуждении стоиков: те ошибочно верили, что, преуспев однажды, будешь преуспевать всегда.

46 Первый выстрел

Видно, такая выпала судьба администрации Хита – не знать передышки. Даже самый укрепленный город падет, если постоянно атаковать его с разных сторон, а «Хит и К» все время находились под обстрелом. Главным из злоключений правительства явилась неутихающая борьба в Северной Ирландии. Годами северо-восток острова находился в феодальной зависимости от протестантского большинства. Католическое меньшинство терпело дискриминацию в таких формах, которые возмутили бы любых свободных граждан; это касалось поиска жилья, приема на работу и даже избирательных списков. До сих пор слова Мартина Макгиннеса о том, что Ольстер – «лоялистское государство для лоялистского населения», соответствовали действительности: границы были установлены таким образом, что лишь незначительно превосходящее количество протестантов имело решающий голос во всем.

Самим лоялистам тоже было на что пожаловаться. Глядя через границу на юг, они видели не благодушный народ, признанный англичанами, а хищное теократическое государство, жаждущее кнутами загнать их под сень Рима. Главным выразителем их чаяний в 1970-х служил преподобный Иэн Пейсли, член парламента. Многие на севере боялись его как фанатика и нетерпимого ревнителя веры, но в действительности он не был ни тем ни другим. Пусть он ненавидел папизм и боялся республики, его католические избиратели во всеуслышание превозносили его за беспристрастность и заботу о выборщиках. К тому же он никогда не вставал на сторону протестантских милитаризированных активистов и выступал против политики интернирования. Те, кто знал его близко, обычно списывали его публичные выступления скорее на безответственность, чем на фанатизм. Он в большей степени был позер, чем демагог, и в этом напоминал другого упертого защитника целостности Ольстера – Эноха Пауэлла.

«Смута» началась в конце 1960-х. Ряд инцидентов вызвал возмущение в среде лоялистов, и в итоге католики теперь жили в страхе за свои жизни. Сотни семей покинули свои горящие дома, и вскоре уже казалось, что не за горами настоящий погром. В 1969 году судорожные мольбы в адрес правительства как из Северной Ирландии, так и в самой Англии наконец принесли плоды: Каллагэн согласился отправить туда войска. Армию встречали чаем, пирожными и жареной картошкой, испытывая облегчение и благодарность, но медовый месяц вскоре закончился. Лоялисты пролили первую кровь, хоть это быстро забылось. Члены Ольстерских добровольческих сил убили бармена – по той лишь причине, что они были пьяны, а он – католик. ИРА бесчинствовала чаще и в больших масштабах, но лоялисты сразу проявили особую тягу к изощренному садизму. ИРА считала свои акции военными действиями, лоялисты – демонстрацией «лояльности». Обе стороны заявляли, что они защищают свои сообщества, и ни одна не питала уважения к полу, возрасту и гражданскому статусу людей. Невиновных убивали на основаниях предполагаемого сотрудничества с врагом, а погибшие гражданские лица выдавались за участников сражений. И вообще конфликт в Северной Ирландии характеризовался прежде всего тем, что на линии фронта оказалось гражданское население.

ИРА всегда настаивала, что виноваты во всем англичане. В некотором смысле так и было; по крайней мере одного англичанина можно обвинить в большой части бардака и горя, поразивших Ольстер в годы правления Хита. Жизнь Шона Макстивена – трагикомедия перевоплощения. Его крестили как Джона Стивенсона, отец его – английский юрист, а мать родилась в лондонском районе Бетнал-Грин, так что их сын получился куда меньшим ирландцем, чем большинство его противников. Однако мать довольно рано напитала его острым ощущением предполагаемой «ирландскости», что в конце концов породило яростный национализм. Это часто бывает: новые адепты с большей страстью защищают принятую веру, чем те, что родились в ней. Тут как раз такой случай.