Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Даже сегодня никому не известно, кто выстрелил первым и почему. Десантники утверждали, что они открыли огонь только после того, как обстреляли их. Как бы то ни было, мирная демонстрация превратилась в беспорядочное бегство – кричащие люди удирали от солдатских пуль. В конце дня тринадцать католиков лежали мертвыми. Прямое участие ИРА так никогда и не удалось доказать, а в домах, откуда, по словам бойцов, в них стреляли, не нашли ни снайперов, ни оружия. При этом сложно предположить, что хорошо обученные солдаты открыли огонь совсем без всяких провокаций. Возможно, мы так и не узнаем правды, однако тогда Кровавое воскресенье лишило британское правительство всяческого авторитета: католическое сообщество, Ирландская республика и многие в мире видели выжженное на нем клеймо империализма. Всего два года назад армией восхищались за проявляемые солдатами терпимость и благодушие. Теперь последние ошметки этой репутации рассеялись.

Парламенту Северной Ирландии пришел конец, было введено прямое управление. Правительство заявило, что ему не оставили «другой альтернативы, кроме как взять на себя полную и непосредственную ответственность за управление Северной Ирландией, пока не будет найдено политическое разрешение проблем Ольстера при участии всех заинтересованных сторон». О каких бы решениях ни шла речь, очевидно, что в процессе должна была как-то поучаствовать Ирландская республика. Подобное предложение ни за что не приняли бы лоялисты, и лишь один человек имел какие-то шансы убедить их – Уильям (Уилли) Уайтлоу. Мягкий, преданный и безгранично великодушный, своим обаянием он бы и тигра заставил спрятать когти.

В Саннингдейле, Беркшир, Уайтлоу и остальные создали общенациональный исполнительный орган, состоящий из представителей всех сторон, включая южную часть Ирландии. В более поздние годы его рассматривали как предтечу Англо-ирландских соглашений Страстной пятницы. Когда бы все проявили добрую волю, возможно, вышел бы толк, но на практике решение оказалось нежизнеспособным. Едва только удалось хоть немного развеять взаимную вражду, как Уайтлоу отозвали обратно в Англию разбираться со второй шахтерской забастовкой. Если бы только он остался и возглавил совет, если бы лоялисты оказались более сговорчивыми, если бы националисты увидели точку зрения другой стороны – но всего этого не произошло. В любом случае убежденные активисты протестантского сообщества увидели в соглашении только попытку пренебречь очевидными устремлениями большинства населения. Ольстер пал жертвой всеобщей забастовки, и худшее ждало впереди. Белфаст захватили лоялистские военизированные группировки, Королевская вспомогательная полиция Ольстера вступила с ними в сговор, а армия стояла в стороне. Верховенство закона сменилось верховенством фракции. Перед правительством встал выбор – введение военного положения или капитуляция. Оно предпочло второй вариант. Политическая цена затем еще возросла: лоялисты так и не простили Хита за Саннингдейлское соглашение, которое рассматривали исключительно как попытку отобрать у них то, что они считали своими древними правами, а их противники – несправедливыми привилегиями.

47 Падение Хита

Посреди этого леса белых флагов можно различить и несколько безусловных побед Хита. Например, дополнительные пособия для малоимущих семей. Закон, принятый в начале его правления, помог многим бедным парам создать семью. Да и других законов о помощи обездоленным было достаточно. Многие из недругов Хита никак не могли взять в толк, почему он направил свою энергию именно в это русло.

Но вероятно, больше всего его гуманистический порыв проявился в разрешении азиатам из Уганды[111] поселиться в Британии в качестве беженцев. Изгнанные Иди Амином, эти люди все еще владели британскими паспортами, предоставленными Макмилланом, и теперь обращались к матери-родине за помощью. Оглядываясь назад, трудно понять, как вообще могло возникнуть хоть малейшее возражение на такую просьбу, но беспокойство касательно иммигрантов никуда не делось. Разносчики мяса из Смитфилда явились к парламенту толпой в 500 человек, чтобы выразить поддержку Эноху Пауэллу. Он заявил, что паспорта – «надувательство», и настаивал, что владение паспортом не дает права на проживание. В тех обстоятельствах аргумент был уродливым и лицемерным, и правительство отвергло его. Сам Хит остался непоколебим; беженцы прибыли, и страна показала себя с лучшей стороны. Помимо правительства кров, пищу и помощь с готовностью предоставляли азиатские диаспоры и другие группы. Возможно, то был самый благородный момент в премьерстве Хита; а величайший ждал его впереди.