Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Консерваторов избрали за обещание экономического спасения, затем переизбрали, когда спад превратился в бум, и переизбрали снова, потому что появилось достаточно состоятельных людей. Новые состояния породили новые типажи – рядом с «яппи» шагал «делец», чей образ обессмертил актер Гарри Энфилд и его фирменная фраза «Да у меня куча бабла!». Эта фигура и символизировала революцию. В английской истории случалось всего несколько периодов, когда «оголтелое потребление» не было стыдным; и это десятилетие как раз входило в список таких периодов, правда с оговорками. Тюдоровские или викторианские парвеню стремились облачиться в «горностаевые мантии» благородного происхождения, а нуворишей 1980-х это не занимало вообще. Они не прятали своих корней и не подражали произношению высшего общества. Они «выбились в люди», и этого было вполне достаточно.

В тандеме с дельцами шествовали «слоун-рейнджеры», увековеченные в «Официальном справочнике слоун-рейнджера» Питера Йорка и Энн Барр. Слоуны, богатые и консервативные, любили сельскую местность, хоть и не всегда жили там; они одевались в твидовые костюмы и «ели желе вилкой». Во многих отношениях их рассматривали – ошибочно – как последнее «ура» старых капиталов. В конце десятилетия наследники состояний все еще составляли 57 % богачей. Тэтчер придумала термин «народный капитализм», чтобы сжато выразить свое видение демократии собственников, но эта фраза не находила отклика среди беднейших слоев и не очаровывала их.

Значительную роль в социальной политике сыграл отчет Гриффитса 1983 года, и одним из его порождений стал введенный в конце 1980-х «домашний уход» (буквально – «забота общины»). Главный вывод в отчете сводился к тому, что можно сократить расходы, поручив менеджерам проверить и подкорректировать деятельность организаций, которым недостает эффективности и прозрачности в документах. Далее в том же духе продвигалась идея, что пожилые и психически больные люди должны получать помощь на дому. Рой Гриффитс свято верил в НСЗ, но считал, что она может стать более результативной в рамках как бы бизнес-модели. Кроме того, концепция помощи на дому представлялась более гуманной для пациента по сравнению с перспективой провести всю жизнь в учреждении. Однако многие из них просто не смогли бы жить дома хорошо и вообще выжить, к тому же зачастую вокруг них часто не наблюдалось никакой «общины», на которую ложилось бремя этой помощи. Совокупным результатом стал рост бездомности. Государственная Счетная палата полагала, что в 1989 году цифра достигла 126 000 человек.

Когда почти неизвестный депутат по имени Джереми Корбин поднял этот вопрос в палате общин и назвал все растущее число бездомных «позором», Тэтчер едва повернула голову в его сторону. И в этом случае обвинить ее не так-то просто. К 1990 году поразительное количество муниципальных домов – около 100 000 – стояло незанятыми, и правительству предстояло потратить 300 миллионов фунтов стерлингов на их ремонт. Пустовали и 600 000 частных жилищ, но здесь решить проблему было труднее. Законом о жилье 1988 года предусматривались гранты и прочие поощрения для жилищных компаний, но проблему бездомности можно было лишь облегчить, а не устранить совсем.

Профсоюзы удалось укротить, но другой традиционно левацкий враг не подчинялся ни хлысту, ни привязи. Для тори, движимых принципом «центр знает, как лучше», муниципальные советы представлялись этакой гидрой, доставляющей массу неудобств. И первым из неудобств числились, конечно, деньги. Тэтчер, верную своему убеждению, что люди берут на себя ответственность лишь там, где у них есть финансовая доля, беспокоило, что во многих местных органах царит бесконтрольность. Если, рассуждала она, налоги, начисляемые на собственность, заменить индивидуальным налогом, люди станут настоящими местными налогоплательщиками, акционерами с правом требовать соответствующих стандартов. А самим муниципалитетам придется отчитываться за траты и защищать свою политику. Идею впервые всерьез обсуждали в 1983 году, затем несколько лет ушло на то, чтобы она проросла и окрепла. Введенный наконец новый налог получил самое безобидное название – общинный сбор.

Были и еще шипы, и одна такая колючка таилась в парадоксе: тори управляли страной, но в крупных городах у власти стояли их соперники. Последствия этого сказывались, прежде всего, на образовании, которое входило в круг обязанностей местных органов самоуправления и упорно упускалось из виду консерваторами. Те дети, которые не учились в частных школах (то есть подавляющее большинство детей), росли при правом правительстве, но получали левое образование. Уже одного этого хватало, чтобы тень послевоенного консенсуса все еще нависала над администрацией Тэтчер, и, даже когда через многие годы память о 1970-х притупилась, Тэтчер все еще поносили во все более расплывчатых, но по-прежнему оскорбительных выражениях.